Пенни Винченци: Искушение временем. Книга 1. Не ангел

— Да?

— Я подумала, что есть кое-что, о чем ты должна знать. Возможно, тебе станет легче. Вообще-то, мне очень трудно тебе это говорить, и я не вполне уверена, что должна так поступить, но… обстоятельства вынуждают. Поэтому большого вреда, мне кажется, это не принесет.

Слезы Селии тотчас высохли. От любопытства. Она откинулась в кресле и взглянула на ММ.

— Ну давай, — сказала она, — говори.

Было просто удивительно, насколько это помогло. Ослабило вину, неприязнь к самой себе. Селия сидела и думала. Думала о том, что у ее мужа, которого она всегда считала предельно верным и преданным ей, влюбленным только в нее, оказывается, был роман с другой женщиной. Она почувствовала огромное облегчение. Значит, она не ничтожная, дешевая прелюбодейка, каковой себя считала. Нет, конечно, все это так, но теперь, по крайней мере, у нее было смягчающее обстоятельство. Селия могла вернуться к Оливеру, просить у него прощения, пусть даже молча, и при этом знать, что и его тоже было за что прощать. И что еще более важно — она могла простить себя. Хотя бы немного. Это было очень приятно. Просто на удивление. Измена Оливера многое объясняла: его отказ обсуждать что-либо, конфликтовать с ней. Вероятно, он полагал, даже опасался, что это приведет его к признанию в собственной неверности, к усилению их взаимной враждебности и повысит вероятность ее ухода из семьи. Так бы и произошло. Она бы ухватилась за предлог, который оправдал бы ее измену, и сбежала бы. Селии было обидно, что Оливер изменил ей, но, как ни странно, длилось это состояние недолго. Все же Оливер продолжал ее любить, несомненно и безоговорочно. Теперь, после скандала с Барти, Селия уверовала в его чувства и уйти от него все равно бы не смогла.

Она подумала о Фелисити, с ее милым лицом и мягкими манерами, с ее преданностью своей семье. Эта женщина так нравилась Селии. И ей никогда бы в голову не пришло в чем-то ее подозревать. А ведь мама, помнится, говорила, как сексуальна, на ее взгляд, Фелисити. Все-таки мама потрясающе проницательна и хитра.

Однако какая наглость — ведь Селия была так гостеприимна к Фелисити, опубликовала ее стихи, открыла ей огромные возможности. И так повести себя! Внезапно Селия поняла, что не злится на Фелисити. И это тоже помогло ей почувствовать себя легче. Интересно, продолжается ли этот роман? Конечно нет. Не может быть, она бы знала. Но… она же не знала до этого. И даже не подозревала. Что ж, теперь-то уже продолжения точно не будет.

Селия улыбнулась про себя своему нелепому негодованию и попыталась припомнить, как вели себя Фелисити и Оливер во время пребывания в Эшингеме. Оливер явно был ею увлечен. Но не более того. Однако потом его увлечение, должно быть, получило продолжение. Точно. Когда же это началось? Когда же это могло случиться?

— Ах вот оно что, — произнесла она вслух, — вот оно что…

Это было после его первой поездки в Штаты. Оливер тогда вернулся домой и впервые после войны пожелал заняться с ней любовью. Ясно, значит, вот что сумела сделать для него Фелисити. Подготовить его к встрече с женой… Вернуть, так сказать, к земным радостям.

— Ну, Оливер, — сказала Селия вслух, — и темная же ты лошадка. Еще какая темная!

Эта мысль привела Селию в возбуждение. Какая же она недотепа, что даже Оливер с легкостью обвел ее вокруг пальца. А еще считает себя искушенной…

Дверь отворилась. Заглянул Оливер:

— Ты в порядке, моя дорогая?

— Да, спасибо, — улыбнулась она.

— Ты выглядишь лучше.

— И чувствую себя лучше. Спасибо.

— Тебе надо бы поехать домой. Немного отдохнуть. Ты очень утомилась за это время, а до понедельника никто из нас все равно ничего сделать не сможет. Господи, хоть бы все уладилось! С этим Лотианом.

— Так и будет, Оливер. Я точно знаю.

— Надеюсь. Да, кстати, вот, тебе только что принесли.

И он положил на стол сверток.

— Спасибо, — опять сказала она. — Я вскрою его позже.

— Хорошо. Так я велю, чтобы Дэниелз отвез тебя домой?

— Чуть-чуть попозже.

Она все-таки взяла сверток и пересела на диван. Сверток был большой и довольно тяжелый. Похоже, какая-то рукопись. И точно, рукопись. Из нее выпал конверт. Письмо на плотной белой бумаге, покрытой черным небрежным почерком…

Любимая моя!

К тому времени, как ты это получишь, я уже буду далеко в морях. Может быть, меня даже укачает. Моряк я никуда не годный. Что ж, это отвлечет меня от печальных мыслей.

Я посылаю тебе рукопись второй части «Меридиана». Мне хочется, чтобы она была у тебя и, конечно, у «Литтонс». Я не могу даже представить себе другого издателя. Ведь никто так не знает и не понимает «Меридиан», как ты, никто так не воздаст ему должное. И никто другой не заслуживает его.