Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Жизнь бьет нас иногда довольно крепко, это пришлось так или иначе испытать каждому. Среди нас нет уже ни одного, кого миновали бы удары судьбы, как миновали они нас в детские годы. Я мог бы привести Герду тысячу примеров из собственной работы, но — убежден — он все равно не стал бы меня слушать. Он целиком погрузился в созерцание своей персоны и постигшей его несправедливости.

После того как появление Рени прервало наш утренний разговор, а Герд театрально взывал в сарае к нашим детским клятвам, он окончательно ушел в себя. У него постоянно находились неотложные дела, он просто избегал нас. В полдень он прошел через двор в сарай с ящиком для инструментов. Меня это почему-то задело.

— Тебе помочь?

Он прошел мимо меня молча, как будто мы были чужими. Терпеть такое отношение я отнюдь не собирался. Его приглашение я принял потому, что наше прежнее товарищество было мне дорого. И еще: мне снова захотелось увидеть место, где для каждого из нас так много начиналось в жизни. Он же собрал нас вовсе не как друзей, а как зрителей, чтобы они посочувствовали его обиде. Он хотел предстать униженным перед нами — преуспевшими в жизни, как ему казалось. Нам должно было стать стыдно за то, что произошло с ним.

А вот Марга смотрит на вещи иначе. Она и сегодня убеждена, что Герд хотел просто похвалиться своим новым приобретением, доказать, что не сломлен. Но я знаю его лучше. Он вознамерился спровоцировать нас, заставить усомниться в самих себе. Я понял это по его молчанию уже в первый вечер. И не принял вызова.

Каждое время требует своих жертв. И если кто-то надеется, что его это не коснется, значит, он не постиг еще действительность. Такую наивность просто невозможно извинить, тем более в этом возрасте. После тридцати каждый отвечает за себя сам. Нельзя выбраться сухим из воды. Вот что я хотел ему сказать — со всей откровенностью. И в том, что для этого не подвернулось подходящего случая, я не виноват.

Действие шнапса, который мы пили утром, прошло. Тот жалкий остаток, сохранившийся от меня, окончательно расплавился в послеобеденной жаре.

С разбирательствами покончено. С превеликим удовольствием завалился бы я на боковую, но наша крохотная мансарда превратилась в духовку, кроме того, она кишела мухами. Единственным утешением была мысль о том, что другим, наверное, приходится не лучше.

В этот самый неподходящий момент Рени стукнула в голову идея сфотографироваться всем вместе на память. Я попробовал было вяло возражать, но, к моему удивлению, Рени обрела весьма активную союзницу в Марге, которая уже полностью избавилась от своей утренней слабости.

Каждая старалась превзойти другую, предлагая то один, то другой фон для общего снимка: перед домом, за домом во дворе, у колодца, в саду… Я безвольно брел туда, куда указывали. В заключение Рени передала аппарат Марге и позировала в центре всей группы.

— По-моему, — заметила Анна, — мы нужны тут разве что как декорация.

Рени сделала вид, что не расслышала ее реплики. Она сильно накрасилась и оделась как-то странно: купальные трусики, туфли на высоком каблуке, блузка, которую я на ней ни разу не видел. Марга с откровенным цинизмом подзуживала Рени на все более глупые выходки. До сих пор я думал, что друзья завидуют мне, а тут почувствовал нестерпимый стыд за то, что взял Рени с собой.

Я сшила себе широкую блузу — точно такую, какую видела у Хельга на фотографии. Она рассказывала мне, что там все так ходят, потому что это гармонирует с их старой рыбацкой хижиной. Но погода была не совсем подходящей для моей стильной одежды. Ночью во дворе стоял сильный холод, и мне пришлось одолжить пуловер. А днем, наоборот, солнце палило так жутко, что даже в купальнике было тошно.

Для группового фото я нарядилась в свою новую блузу. Все только и пялили на меня глаза. Жалко, что фотографии, которые потом прислала Марга, оказались такими мутными, что я едва узнала на них себя. Не уверена, что она не сделала этого нарочно.

Когда мы еще только располагались перед камерой, Анна начала выламываться перед нами. У нее наверняка были какие-то комплексы… Вид ее совсем не соответствовал моменту, а ей, наверное, хотелось выглядеть на фотографии не хуже других. Но ведь она как-никак была хозяйкой, так что могла без истерики, спокойно собраться и взять себя в руки.

Было ясно, что Герду не по душе ее выходки. Чтобы разрядить обстановку, он снимался очень уж охотно. Мне стало жалко его, и, когда мы оказались рядом, я погладила ему руку в знак поддержки. По-моему, он понял, но сделал вид, что ничего не заметил.