Янн Мартел - Роккаматио из Хельсинки

Довольно скоро Мортон расправился с полом и, отключив машину, стал обматывать ее шнуром.

Надо было что-то решать. В ночную темень отмахал полгорода — чего теперь-то бояться?

Я пересек улицу и постучал по витринному стеклу.

Мортон недоуменно оглянулся, но через секунду продолжил возню со шнуром.

Я снова постучал.

Он опять оглянулся. Я показал на входные двери справа от себя.

Он развел руки и пожал плечами.

Вытянув левую руку, правой я изобразил движение смычка.

Мортон подошел к стеклу. Я вновь показал на дверь, потом на свой рот и на Мортона: поговорить.

Он постучал себя по запястью: знаешь, который час?

Я дернул плечом: ну и что? Затем опять сыграл на скрипке.

Мортон кивнул, но остался на месте.

Закончив игру, я поаплодировал и прижал ладонь к сердцу: это было великолепно.

Мортон снова кивнул, разглядывая меня. Я уже потерял надежду, когда он ткнул пальцем вправо от себя — мол, пройди на ту сторону.

Мы шли рядышком. Оба свернули: я обогнул угол дома, он — кассовую стойку. Направляясь к служебному входу, Мортон махнул рукой — мол, ступай до конца витрины. Верхняя часть стеклянной двери была прозрачной, нижняя — матовой. Мортон щелкнул выключателем, осветив коридор, и настороженно подошел ко входу.

Послюнявив палец, на стекле задом наперед я написал: Рэнкин.

Мортон кивнул, потом вывел вопросительный знак и показал на меня.

Я начертал восклицательный знак и показал на него.

Смерив меня взглядом, он достал из кармана тяжелую связку ключей. Вставил ключ в стенную скважину, на четверть оборота повернул его и отодвинул засов. Потом другой. И третий. Дверь открылась.

— Послушайте, я лишь хотел сказать, что ваш концерт — нечто фантастическое, — забормотал я. — Меня просто сдуло. Ничего подобного я не ожидал. Эта диссонирующая скрипка…

— Нельзя держать дверь открытой. Войдите.

Я поспешно шагнул внутрь.

— Спасибо, только не хочу вас беспокоить…

— Все нормально.

Мортон запер дверь, повторив процедуру в обратном порядке.

— Ничего подобного диссонирующей скрипке я не встречал. Это самое прекрасное, что слышал в своей жизни.

Не глядя на меня, Мортон усмехнулся:

— Приятно, приятно. Спасибо. Кх-м… Работа ждет. Поговорим, пока я убираюсь.

— Хорошо.

Мы ступали по только что вычищенному полу.

— У вас еще есть сочинения?

— Полно всякой ерунды. Может, пока оботрете телефоны? Я покажу, как надо.

— Конечно, охотно.

Взяв из тележки тряпку и белую пластиковую бутылку, Мортон подвел меня к кассовым прилавкам.

— Значит, так: смачиваете тряпку… — Он плеснул на тряпицу спиртовой жидкости и снял трубку. — …протираете корпус… рычаги утопить… вокруг них не надо… и кнопки. Потом трубку. Непременно обтереть микрофон. Кладете трубку и стираете следы пальцев. Ясно?

— Понял.

Банк имел уйму телефонов. Взяв флакон «Уиндекса» и чистую тряпку, Мортон стал протирать плексигласовые панели, разделявшие кабины кассиров. Мелькнула мысль: среди ночи на пару с Моцартом я прибираюсь в вашингтонском банке.

— Хорошо, если бы ваш концерт передали по радио.

— Мы не профессионалы. Однажды кто-то назвал нас «развлекательным оркестром».

— Может, найдется профессиональный оркестр, который захочет его сыграть?

— Хорошая мысль.

Только безнадежная — догадался я по его тону.

Я закончил с телефонами.

— Скажите, Дональд Рэнкин ваш друг?

— Да, был.

Без пояснений. Я выбрал не тот путь. Зайдем иначе.

— Столы протереть?

— Весьма обяжете. — Мортон подал мягкий замшевый лоскут. — Просто обмахните. Если что-нибудь передвинете, потом верните точно на место, пожалуйста. Особенно бумаги.

— Есть!

Банк имел уйму столов. Мортон стал протирать панели с другой стороны. Работали молча.

— Жалко, не доиграл, — наконец сказал Мортон. — Когда репетируем, все замечательно, а на публике я ужасно волнуюсь. Наворотил кучу ошибок. Хотел, чтоб получилось идеально.

— По-моему, Файф верно сказал: это неважно.

Он не ответил. Я продолжил работу.

Закончив с панелями, Мортон тоже взялся за протирку столов.

— Знаете, Бах неотъемлем. Если его убрать, что-нибудь рухнет. Останется брешь. В Германии, в нас. Что я такое? Досуговый инвентарь. Теннисный мячик. Болван-соперник в карточной игре и всевозможных викторинах. Пожалуй, и болван — слишком громко. Я горбачусь тут одиннадцать лет. В служебной раздевалке повесил афишу. Подчеркнул свое имя. Человек, который одиннадцать лет за вами прибирает. Премьера. Думаете, хоть один пришел? Никто. Вот еще, тратить время на всякую хрень. Я за пылесосом.