Борис Палант - Дура LEX

Айлин с Крисом ехали в мини-вэне, а я плелся за ними на «Альфе-Ромео».

Айлин с симпатией относилась к Марику и Ире. Обычно после совместного обеда мы с Мариком шли курить в подвал, а Айлин с Ирой разговаривали на свои темы. В этот раз разговор за столом не клеился. Мне не терпелось рассказать Марику о встрече с Бурятом, но я не хотел, чтобы Айлин знала об этой встрече. Да и Ире эта информация была ни к чему. Напряжение после событий сегодняшнего дня еще не спало, и я хотел снять его водкой. Крис вертелся рядом, подставляя свой стакан для сока в ожидании тостов. Но тостов не было. Айлин раздражали русские тосты. Айлин также не нравилось, что Крис тянет свой стакан для чоканья. А мне нравилось (пусть только в пьяном состоянии), что хоть что-то от отца переходит к сыну. Я люблю чокаться, но алкоголиком не стал, и Крис не станет. Пусть думает о чем-нибудь хорошем хотя бы в момент чоканья и опрокидывания рюмки. Дальше этого замечательного русского обычая дело не пошло. Крис наизусть знает только «Бородино». И еще Хармса, которого он обожает. Я хотел бы, чтобы он знал русскую литературу и говорил по-русски без акцента, но с каждым годом шансы на исполнение этих желаний уменьшались. Крис безвозвратно становился американцем. Пустое чоканье, игра, не требующая никаких усилий, ему нравится, а читать по-русски не нравится, за исключением, повторяю, Хармса, которого он готов читать без конца. Не много остается от культуры родителей уже в первом поколении, рожденном за границей. И Крис лезет со своим стаканом к Марику и Ире, но Марик, по своей натуре отнюдь не местечковый еврей, не находит поведение Криса симпатичным. Он начинает рассказывать о наглых еврейских карапузах, бегающих по залам русских ресторанов каждую пятницу и субботу, пока родители их вместе с дедушками и бабушками квасят водяру. Карапузы эти с пятилетнего возраста помыкают официантами и заказывают музыкантам сыграть какую-то херню. Я знаю, что Марик говорит правду, но Крис не такой. Я говорю Марику, что Крис любит Хармса, и для меня это признак, что у человека есть чувство юмора, а это уже немало. Я переводил Хармса для Айлин. Айлин не находила его смешным, а мы с Крисом хохотали еще больше, когда видели, что мама не врубается в такие смешные вещи. Но в тот вечер Крис напрасно лез чокаться со своим стаканом — тостов не было. Не было никаких «ну, будем», «ну, поехали».

Наконец был подан кофе, и мы с Мариком собрались удалиться в его уютный, обжитой подвал. К моему удивлению, Айлин сказала, что присоединится к нам.

— Я не думаю, что вы и сегодня будете говорить на пустые философские темы, которые так вам дороги. Ты, Борис, наверное, хотел обсудить с ближайшим другом сложившуюся ситуацию. Я хочу принять участие в разговоре не потому, что она прямо касается меня и нашего сына, а потому, что я тоже твой близкий друг. Я ни слова не сказала, когда ты предложил мне и Крису переехать на несколько дней к Марку, я поняла, что так надо для нашей безопасности. Я не стала причитать или спорить. Нужно так нужно.

— По-моему, Айлин совершенно права, и я не представляю, что в этом деле от нее могут быть какие-либо секреты, — сказал Марик.

Марик вообще очень уважал Айлин.

— А я с удовольствием уложу Криса спать, а потом почитаю, — тактично сказала Ира.

Мы втроем спустились в подвал, расселись в удобных креслах, и я рассказал, как наставил пистолет на Беслика в своем офисе. Затем я рассказал о встрече с Бурятом и его коллегами в «Сказке». Айлин молчала. Марик затянулся сигаретой и сказал:

— Итак, как ты сам знаешь, ты нарушил основное правило — «вытащил пистолет — стреляй!». По идее, это означает, что теперь черед Беслика стрелять. Но с другой стороны, кто устроил такой порядок вещей? Это что, дуэль, что ли?

— Какие, по твоему мнению, будут последствия моей конфронтации с Бесликом и чем чревато то, что я ушел из бара, не попрощавшись с Бурятом?

— Я в данном случае следую логике Бальтазара Грациана, — просто ответил Марик.

— Не томи. Неужели ты думаешь, что я помню все его рассуждения и максимы?

— По-моему, вас опять немного заносит, — вмешалась в разговор Айлин. — При чем тут Грациан, чьи творения, кстати, валяются у Бориса на ночном столике?

— При том, Айлин, что человеческая природа никак не изменилась за последние несколько тысяч лет. За эти несколько тысяч лет было всего несколько человек, которые глубоко, по-настоящему поняли суть человеческих отношений. Не просто отношений в банальном смысле этого слова, а отношений в ситуациях, когда вопрос идет о жизни и смерти, о свободе или неволе, о власти или ссылке. Нормальный человеческий опыт вряд ли может помочь сейчас Борису, поскольку он имеет дело с неординарными людьми.