Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

— Ах, Фарида Гуппичопоновна! Как же мне теперь жить без Хорухазона Пахтасезонусвуча?! — причитала Фатила. Я умоляла его, чтобы он не садился в воронок с набожными братьями, которые дрались каждый день, нанося телесное повреждение друг другу и ругаясь матом, за что власти арестовали их. Он не послушался меня — и вот результат!

— С чего Вы взяли, что он умер?! Что Вы говорите вообще? Перестаньте плакать! Может, Ваш муж жив и здоров. Может, это черный розыгрыш?! Кто Вам это сказал?! Есть основание этому верить?! — спрашивала сквозь слезы Фарида, не поверив, что художник-баталист погиб.

— Да, приехали двое и дали мне документы с заключением судмедэкспертизы, чтобы я поверила, что Хорухазон Пахтасезонувуч скончался от нехватки воздуха, оказавшись под завалом грунта! Они заявили, что власти не виновны в его смерти! К утру тело Хорухазона Пахтасезонувуча привезут! — продолжала плакать Фатила.

— Ой, Господи, какое горе! — громко рыдала Фарида.

Потом они с Ларисой начали успокаивать Фатилу, говоря, что, мол, это дело Божье, и у Фатилы нет другого пути, кроме как примирится судьбой. Гурракалон тоже выразил соболезнование и, взяв снегоуборочную лопату, начал чистить снег во дворе. Снег все падал, покрывая все толще и толще окрестность белой пушинкой, похожей на мех белого зайца. Потом соседи тоже вышли, проснувшись от суеты, и они тоже тихими голосами стали выражать свои соболезнование Фатиле, которая осталась в этом мире одна, так как она была детдомовская, и у неё не было родственников. Женщины соседки начали наводить порядок внутри дома, а мужики начали помогать Гурракалону чистить снег. К утру, как было обещано, привезли тело бедного художника-баталиста Хорухазона Пахтасезонувуча, и начались приготовления к похоронам. Директор совхоза «Истиклол» выделил экскаватор, с помощью которого выкопали могилу на кладбище для Хорухазона Пахтасезонувуча. После прочтения жаназы мужчины подняли тобут с телом Хорухазона Пахтасезонувуча и понесли на кладбище, идя пешком в знак уважения к усопшему художнику Хорухазну Пахтасезонувучу. Когда они выносили тобут со двора, Фатила крикнула:

— Прощай, любимый! До встречи в раю!

И тут же упала, потеряв сознание. Перед тем похоронить художника-баталиста, один из представителей оперативной части, стоя на краю могилы, прочитал прощальное письмо начальника зоны. В нём говорилось:

— Дорогие Комсомолобадчане! Хотя осужденный Хорухазон Пахтасезонувуч был незаконопослушным гражданином нашей необъятной независимой страны, но мы всё же уважали его как упрямого и преданного своему делу человека! Он стал жертвой искусства, которое любил больше жизни! Мы бы не допустили эту трагедию, но осужденный Хорухазон Пахтасезонувуч, то ли дал нам совсем другую карту раскопки туннеля, то ли он перепутал карту. Мы ждали его в другом конце туннеля, который он должен был выкопать. Стояли там наши вооруженные до зубов люди со злыми собаками величиной с осла. Но грунт обвалился совсем в другом месте, там где была установлена сторожевая вышка, на которой стоял солдат с собакой, охранявший зону. Мы узнали о случившейся трагедии только, когда сторожевая вышка провалилась в глубь земли, словно мачта старинного фрегата, который утонул в море при шторме. Там, к сожалению, оказался наш усопший осужденный художник-баталист Хорухазон Пахтасезонувуч. Оказывается, он сам себе рыл могилу. Мы бы оставили его там. Но этого нам не позволяла наша совесть. Решили отдать его тело вам, чтобы вы его похоронили по-человечески. Да, теперь его картины осиротели, и мы тоже скорбим вместе с вами, дорогие Комсомолабадчане! Какого осужденного мы потеряли! Это большая утрата! Да, будет тебе земля пухом, дорогой Хорухазон Пахтасезонувуч! Ты это… прости нас, если можешь за то, что мы недооценили тебя в свое время и избивали каждый день дубинками, как бьют бешенную собаку… Мы открыли музей в нашем учреждении и повесили все твои картины, написанные кроваво красной краской. Твоя коронная картина под названием «Пустой квадрат» до сих пор висит на запретке. Спи спакойно, друг! Светлая память о тебе навсегда сохранится в сердцах осужденных!

С горькими слезами на глазах,

начальник тюрьмы

Услышав это, все присутствующие на церемонии захоронения хором заплакали.

Учитель птичьего языка и литературы Далаказан Оса ибн Коса, повысив свои знания, вернулся в свой родной Таппикасод со шкаф-школой на плечах, внутри которой сидели его ученики. Далаказан шел пешком, упрямо шагая сквозь снежную бурю, ориентируясь на зажженный фонарь, который нёс в руке идущий впереди ученик-отличник пузатый милиционер, с лысой головой, с ученической сумкой за плечами. Они долго шагали, разговаривая между собой на птичьем языке, утопая по колени в глубоком снегу, двигаясь как снежные буйволы на заснеженной горной вершине. Они шли через горные перевалы, через снегом покрытые луга, через обледенелые реки и озера, через поля и огороды и, к утру добрались, наконец, до Таппикасода. Далаказан установил свою шкаф-школу на берегу реки и с новой силой начал учить своих учеников. Он давал им сложные уроки по всем аспектам языкознания, от фонетики до морфологии и синтаксиса, а также по истории птичьего языка и литературы, знакомя их с жизнью пернатых и с литературой древних птичьих поэтов. Ученики хором повторяли каждое его слово на птичьем языке, и этот хор напоминал птичий базар, на который слетаются птицы на северном полушарии нашей планеты. Рассказывая своим ученикам о знаменитых птичьих композиторах, Далаказан задал им следующий вопрос на птичьем языке: