Дмитрий Липскеров - Теория описавшегося мальчика

Им в номер принесли гостиничную еду — вареную курицу с пюре и салат «оливье» по-ковровски — со шкварками. Они разодрали курицу на две части, забрызгав лица жиром, и быстро, жадно и молча ели.

Потом валялись в кровати. Яков Михайлович даже вздремнул и похрапел малость. А вышедший из моды плафон спальни храп отражал. После в местных телевизионных новостях сообщили, что на следующий день состоится третий, заключительный концерт человека-ксилофона Ивана Диогеновича Ласкина.

— Ненавижу!!! — зашипел Яков Михайлович, глядя на портрет своего врага, схватившись за простыни так, что костяшки пальцев побелели. — Сволочь!!!

Настя лишь улыбалась.

Дальше дикторша поведала, что город наполнился туристами, а из столицы прибывают очень почетные гости и, по слухам, даже ждут Президента страны.

— Якову Михайловичу привет! — неожиданно для себя произнесла дикторша, и было видно, как она смутилась.

— Ах, мерзавец! — продолжал неистовствовать психиатр. — Убью-у-у-у!.. Еще издевается!

Настя гладила его по небритым щекам и успокаивала.

— Убьешь! — поддерживала. — А я, по-твоему, зачем здесь?

— Зачем?

— Помогать тебе.

— Ты что, киллер? — хмыкнул.

— ???

— Ты убийца?

— Нет, что ты!.. Я Настя. Полякова.

— Да знаю я уже!.. Ишь ты, антиматерия он!!!

— А ты где пластинку взял? — спросила девушка невзначай.

— A-а, случай! Просто получилось!

— Купил?

— Нет, такие не продаются.

— Где же?

— В депозитарии…

— ???

— Да ты же не знаешь, что это. — Яков Михайлович уселся в кровати, прислонившись к спинке, которая заскрипела и прогнулась к самой стене. — Есть в банках специальные хранилища с ячейками, шкафчиками такими с ключиками. В них ты можешь хранить ценности, документы разные, украшения… Ну, когда уезжаешь, надежнее оставлять банку на хранение.

— Поняла. — Настя запустила пальцы в шевелюру немолодого любовника.

— Ну вот… Как-то раз я пришел в банк, спустился в депозитарий, мне что-то взять нужно было, открыл свою ячейку, сделал то, что надо, и, уже уходя, гляжу — а одна из ячеек слегка приоткрыта…

— Чужая?

— Так точно.

— И ты не выдержал?

— Кто же выдержит?.. Я хотел было заглянуть лишь для того, чтобы посмотреть, что люди хранят, чего прячут.

— И?

— А там только эта пластинка и лежала, даже без конверта, черная такая, матовая… А я же меломан, коллекционер старых пластинок. У меня много дореволюционных! Внутри, в душе, все затрепетало. Думал, сердечный приступ!..

— И ты взял.

— А что же, оставлять?! Ты думаешь, ячейка просто так была не заперта? — Настя слушала. — Ничего в этом мире не происходит просто так. Все в мире материально, а потому имеет логическое объяснение. Просто часто мы не можем его найти! Но никаких импровизаций!!! — Психиатр вспомнил недавний рассказ Анастасии Ольговны Переменчивой о том, как Иван нашел антиматерию. — ПРОСТО!

— И в сексе? — Она тоже села, прижавшись к спинке кровати. Одеяло уже не закрывало ее груди, Яков Михайлович хрюкнул, ухватился пальцами за соблазн, но, послушав себя, понял, что время пока не подошло, потому отпустил девичью грудь на волю и ответил:

— Ну, если только в сексе!.. И то это вариации на тему совокуплений!

В дверь постучали.

— Мы ждем кого-то? — спросила Настя.

— Все дома! — заорал Яков Михайлович. — Пошли вон!!!

Тем не менее дверь открылась, они услышали в прихожей какую-то возню, а затем уверенные шаги. Человек приближался к спальне.

Он появился на пороге — бледный, казалось, измученный.

— Викентий, — выдохнул Яков Михайлович облегченно. — Тебе чего здесь надо?

— Ты забыл, отец, что я живу в этом номере тоже! Не с трупами же мне оставаться. Тем более там полиция побывала…

— Мой сын Викентий, — представил психиатр молодого человека Насте. — А это Настя Полякова, первая исполнительница песни «Валенки»!

— Какой славный у тебя сын, — улыбнулась девушка, ловя его напряженный взгляд на своей груди. — На птицу похож!

— Он и есть птица! Никчемный дятел! Днем — как все люди, а ночью летает черт знает где! Вороний сын!

Викентий несколько раз моргнул, будто слезы прогонял, а затем тоненько, в самом высоком частотном диапазоне едва слышно завыл.

Якова Михайловича всего перекорежило. В желудке взбурлило, а в мозгу словно свинец расплавился. Психиатр скрежеща зубами замахал на сына руками, взмолился глазами одними о пощаде.

Викентий закрыл рот, сжал губы и смотрел в ответ на отца глазами, полными ненависти.