Виталий Павлов - День чудес

Дождь полоскал улицы уже целый день, но никак не мог успокоиться. Милка прилипла к окну и следила за тем, как надуваются пузыри в лужах и как неуклюже прыгают через них женщины с детьми и зонтиками. Часы в гостиной пробили без четверти шесть, и Милка, на ходу набрасывая болонью на свои остренькие, детские плечики, выскочила к двери подъезда. Скоро он должен пройти. Как всегда сосредоточенный и рассеянный, высокий и сутулый, добрый и чем-то озабоченный. Каждый день он в одно и то же время возвращается с работы, и Милка, бросив все, бежит, чтобы встретиться с ним глазами, кивнуть, здороваясь, и снова разойтись до следующего вечера. А ему, наверное, и не приходит в голову, почему эта школьница вот уже который месяц встречается ему у подъезда, смотрит по-детски честными глазами и тут же убегает домой.

Правда, однажды он вернулся необычайно оживленный и спросил у Милки, почему она каждый вечер здесь стоит. И тогда Милка от неожиданности забыла фразу, которую твердила, каждый вечер под одеялом, когда мама, отобрав книгу и недовольно ворча, гасила свет в ее комнате. Разве могла знать мама, что Милка рада вставать каждый день пораньше и торопить время к шести часам, чтобы однажды, когда он будет идти домой и вдруг остановится и спросит: «Почему ты здесь стоишь?» — ответить, что ждет его. Что будет дальше, Милка не знала и не думала. Она хотела, чтобы он знал, что она ждет его каждый вечер и что будет ждать все вечера подряд и потом, когда они поженятся. И вот в тот день, когда он, наконец, остановился и спросил, Милка покраснела, растерялась и сказала, что ждет маму.

А потом был морозный, зимний вечер. Она стояла у подъезда, слившись с, шубкой и дыша на кулачки. И от этого руки у нее стали розовыми, как у мамы, когда она стирает. В тот вечер его не было очень долго. Уже прошел сосед с третьего этажа и его жена с сыном, к кому-то пришли гости, и от них остался в подъезде запах болгарских духов и тройного одеколона. «Это к Смирновым, — поняла Милка, — к ним всегда приходят гости, похожие на артистов и гражданских летчиков». Потом вдруг Милка подумала, что их дом похож на школьный аквариум, который стоит в кабинете биологии. Только в доме надо было сделать стеклянные стены и со стороны наблюдать, как все суетятся, накрывают на стол, купают детей, смотрят телевизор.

Милка услышала, что открылась дверь их квартиры, вышла мама и крикнула: «Мила, домой! Сколько можно стоять в подъезде!» Ей стало ужас но стыдно, что мама совсем как маленькую зовет ее домой. А если бы сейчас шел он?

Она успокоилась далеко за полночь, когда, наверное, в сотый раз набрав его номер, услышала удивленное: «Алло?»

И вот сейчас Милка стоит у подъезда под проливным дождем и вспоминает, и хочет уйти, и не может сделать шага. Так она мучится до тех пор, пока из-за угла не появляется он на своих длинных ногах, шагающий, как цапля, через лужи. Мокрый, взъерошенный, которого она будет ждать всегда.

— Здравствуйте, — так тихо говорит Милка, что скорее можно догадаться, чем услышать.

— Угу, — отвечает он и останавливается.

А Милка стоит перед ним, широко раскрыв глаза, не смея пошевельнуться, и дождь медленно катит свои крупные, хрустальные капли по ее прямым распущенным волосам. И от этого кажется, что вся она состоит из своих огромных глаз и дождя, сделавшего ее прозрачной…

Юре снился сон. Он знал это. Так бывает — снится сон, и человек понимает, что это сон. Спит и понимает. Юра знал, что этот сон он уже видел, и не раз. Он знал и начало его и конец.

Вот город… Знакомый Юре, хотя он никогда в нем не был. Пыльные кривые улочки. По ним медленно идет человек. Это мужчина в ситцевой рубахе, в сапогах. Его лица пока не видно. Он несет что-то завернутое в плюшевую скатерть с бахромой. Улицы города пустынны. Человек движется к колокольне. Вот он входит в гулкую темноту и начинает подниматься по лестнице. Теперь Юра видит его лицо. Оно совсем рядом. Морщины, светлая борода, нос картошкой. Нет, он совершенно не похож на Юру, но почему-то Юра уверен, что этот мужчина с сучковатыми коротышками пальцев мастерового — он — Юра.

Так бывает во сне.

Мужчина долго поднимается по стертым ступеням лестницы, и вот, наконец, он наверху. Теперь улицы города запружены народом, автомобилями каретами. Время отсутствует в этом городе. Мужчина медленно разворачивает сверток и кладет на каменный, отполированный ногами звонарей пол два крыла. Они похожи на крылья орла, который сидит на шкафу в зоокабинете школы, где работает Юра, но гораздо большего размера. Потом он всовывает руки в петли, стоит какое-то время в проеме, заслоняя от собравшихся внизу людей колокола, и, наконец, делает шаг, как будто хочет наступить на крышу одного из домов.