Илья Троянов - Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

— Я вообще-то хозяин этой гостиницы.

— Меня зовут Бай Дан.

— Вы впервые в этом городе?

— Да.

— Нам уже много раз приходилось иметь дело с зарубежными гостями.

— Рад это слышать.

— Вот душ, а полотенце я вам сейчас принесу.

— А окон у вас нет?

— Нет.

— У вас что, вообще нет комнат с окнами?

— Свободных нет.

— Не рад это слышать.

— Это как понимать? Вы не хотите эту комнату?

— Ага, телевизор здесь все-таки есть.

— Телевизоры есть во всех комнатах, где нет окон.

— А бар у вас внизу есть?

— Нет, но я могу приказать, чтобы вам что-нибудь подали.

— И чай тоже?

— Да, и чай тоже. Ну так берете вы комнату или нет?

— Беру, вместе с черным чаем и хорошим виски.

— «Скотч» или «Бурбон»?

— «Скотч», одинарный, и чтоб не меньше двенадцати лет выдержки.

— Вот вам ключи. Замок слегка заедает.

— Я уже заметил.

— Сколько вы намерены прожить здесь?

— Не могу вам ответить. Я ищу одного человека.

— Это меня не интересует.

— А телефонная книга у вас есть?

— Да, она лежит внизу.

— Вы не могли бы прислать ее мне вместе с напитками.

— Вы можете позвонить снизу.

— Благодарю.

— Комнату полагается освободить до десяти игра, если вы намерены провести здесь только одну ночь.

— Понятно. Благодарю вас.

Я сажусь по-турецки на кровать. Рядом лежит мой серый мешок, я вытряхиваю его содержимое на колючее одеяло: складная игральная доска из дерева, кости и фишки, свидетельство о крещении и кинжал, запах серы, молчание и боль, сувениры гнева, возмущения и досады… упакованы, распакованы, забыты и вновь обнаружены, изъедены молью на складе, выставлены напоказ в витрине… закрыв глаза, зажав кости в руке, я отдаюсь потоку.

Желтый дом на углу, миновало совсем немного дней, а уже кажется, будто он остался в другой эпохе. Несколько десятилетий назад, когда поврежденный бомбами дом был заново отстроен, наружные стены его в память о предвоенных годах снова покрасили желтой краской. Не слишком придирчивые глаза могут это разглядеть, пусть даже некоторые пятна краски сейчас больше напоминают лишаи. Запущенный дом посреди запущенного квартала, среди запущенного города, но расположенный уж до того в центре, что с балкона пятого этажа вполне можно плюнуть на Министерство внутренних дел. Если смотреть с определенного расстояния, Желтый дом видится тщетной попыткой хоть как-то приукрасить громадное здание министерства, которое глядит на весь квартал сверху вниз, а запущенная клумба воплощает ту же тщетность, но в меньших масштабах.

Похоже, что подъезд и лестничная клетка охраняются государством как памятники архитектуры, ибо каждый новый изъян тотчас консервируется бездействием жильцов. Сразу за входной дверью висят на стене почтовые ящики, тяжелые железные емкости, в свое время рассчитывающие приобрести значимость благодаря письмам, но этим расчетам лишь единожды было суждено сбыться. Благодаря одной вполне заурядной пестрой открытке, судя по всему изображавшей берег Черного моря, однако снимок воспевал Адриатику, однако на почтовой марке было написано ИТАЛИЯ, а почерк принадлежал младшей дочери. У Златки прямо в глазах потемнело, она подозревала здесь какое-то недоразумение, она не могла это воспринять. Если родная дочь с мужем и сыном, как и каждый год, поехала отдыхать, поехала на свое родное Черное море, только теперь не на тот переполненный пляж, где все уже привыкли к недостаткам вроде солнечных ожогов, если она на прощанье лишь бегло поцеловала мать, то эта самая мать не должна получить от нее открытку из Италии — из Италии, которая так далеко, — и не должно в результате выясниться, что на сей раз подразумевались совсем другое море и совсем другой отдых, отдых без возвращения. Но так далеко ее мысли в этот момент не зашли, теперь она не совсем твердо стояла на своих тяжелых, измученных тромбофлебитом ногах. Открытка упала на пол, Златка протянула руки к почтовому ящику, ухватилась за него, и ящик, не привыкший к таким нагрузкам, прогнулся. Выскочил какой-то винт, ящик поехал вперед, он казался надломленным, таким ему и суждено было остаться. Никто не стал ни поднимать, ни заменять этот винт.

За похилившиеся перила на лестничном пролете до второго этажа жильцы должны сказать спасибо тому врачу, которого больше нет среди них. Врач отметил сливовицей запуск спутника, давший повод несколько раз подливать из бутылок, что стояли посреди низкого стола в квартире у одного коллеги, из бутылок, которые хозяин выставил с самого начала, как бы желая заранее познакомить собравшихся с программой вечера. Вообще-то так бывало почти каждый вечер у кого-нибудь из коллег, только на сей раз в честь Гагарина получилось особенно весело и разливанно, а это, в свою очередь, объяснялось тем, что вся улица вот уже много лет была разрыта — по слухам, здесь пытались найти школьный дневник генерального секретаря, — что все от мала до велика должны были по жердочкам пробираться в свой подъезд, что космические успехи до такой степени превзошли земные неурядицы, что записные остряки сами выходили на собственную орбиту. Как бы то ни было, нашему врачу ранним утром было куда как трудно с помощью перил втащить свое тело по лестнице на двенадцать ступенек, что и отразилось на перилах.