Джулиан Барнс - Предчувствие конца

— Мне бы хоть какую-нибудь подсказку.

И вдруг я снова увидел все ту же немыслимую компанию, бредущую прямо на меня. Вот, значит, для чего понадобилась такая гонка — для того, чтобы настичь этих блаженных. Наша машина стояла между каким-то магазинчиком и прачечной, напротив паба. Субъект, увешанный значками („зазывала“ — вот то слово, которое я тогда не вспомнил: балагур, пританцовывающий у входа в шатер и зазывающий публику подивиться на бородатую женщину или двуглавую панду), по-прежнему держался впереди. Четверо других обступили молодого человека в шортах — по всей видимости, он все-таки был с ними. Социальный работник, не иначе. Я услышал, как он говорит:

— Нет, Кен, в паб не сегодня. Паб у нас в пятницу вечером.

— В пятницу, — повторил усатый.

От меня не укрылось, что Вероника, отстегнув ремень безопасности, взялась за ручку дверцы. Как только я последовал ее примеру, она бросила:

— Сиди.

Как собаке.

В разгар дебатов о выборе между пабом и магазином кто-то из этих странных персонажей заметил Веронику. Твидовый субъект сдернул с головы шапку и прижал к сердцу, а затем раскланялся. Кособокий запрыгал на месте. Дурковатый тип отпустил руку индианки. Социальный работник, улыбаясь, обменялся рукопожатием с Вероникой. В мгновенье ока вся компания окружила ее радостным кольцом. Индианка схватила Веронику за руку, а сторонник паба опустил голову ей на плечо. Казалось, она ничуть не возражает против таких знаков внимания. Я прислушался, но все тараторили наперебой. Потом Вероника повернулась в мою сторону, и я услышал:

— Скоро.

— Скоро, — повторили двое-трое.

Кособокий опять запрыгал, дурковатый расплылся в широкой улыбке и прокричал:

— Пока, Мэри!

Они пошли провожать ее до машины, но при виде меня остановились как вкопанные. Четверо стали энергично махать на прощание, а твидовый субъект решился подойти к автомобилю с моей стороны. Его шапка до сих пор была прижата к сердцу. Он просунул свободную руку в окно; я ее пожал.

— Мы идем в магазин, — официально доложил он.

— Что будете покупать? — осведомился я с такой же серьезностью.

Оказалось, это вопрос на засыпку; субъект погрузился в раздумье.

— Нужные вещи, — ответил он наконец. — Принадлежности.

Вслед за тем он светски откланялся, развернулся и водрузил на голову сплошь утыканную значками шапку.

— Похоже, безобидный, — заметил я.

Но Вероника одной рукой уже включала зажигание, а другой махала своим знакомцам. Мне бросилось в глаза, что она вся в испарине. Нет, понятно, день был жаркий, но все же.

— Они тебя встретили как родную.

Я понял, что отвечать на мои реплики она не собирается. И еще — что она страшно зла: в основном на меня, но и на себя тоже. Никакой особой вины я за собой не чувствовал. Только я раскрыл рот, как заметил, что она, не снижая скорости, несется прямиком на „лежачего полицейского“, и побоялся от толчка прикусить язык. После того как мы взяли это препятствие, я спросил:

— Интересно, сколько у него значков?

Молчание. Подскок.

— Они все живут под одной крышей?

Молчание. Подскок.

— Значит, паб — в пятницу вечером.

Молчание. Подскок.

— Да, мы действительно ездили в Минстеруорт вместе. Тогда светила луна.

Молчание. Подскок. Мы свернули на знакомую оживленную улицу; к вокзалу, насколько я помню, уже вела ровная полоса асфальта.

— Шикарный район.

Для достижения цели я решил поддерживать беседу; знать бы еще, какова была моя цель. Не мог же я доставать Веронику, как доставал страховую компанию, — это кануло в прошлое.

— Да, ты права: я уеду совсем скоро.

— …

— И все же приятно было в прошлый раз вместе пообедать.

— …

— Не посоветуешь, что бы такого почитать из Стефана Цвейга?

— …

— Я смотрю, много стало полных людей. Тучных. В наше время такого не наблюдалось, ты согласна? Не припомню в Бристоле ни одного толстяка.

— …

— Почему этот дебил зовет тебя „Мэри“?

Счастье, что я пристегнулся. В этот раз Вероника на скорости около двадцати миль в час въехала двумя колесами на бордюр и ударила по тормозам.

— Вон, — бросила она, глядя перед собой.

Кивнув, я отстегнул ремень и медленно выбрался из машины. Придержал дверцу дольше, чем требовалось, просто чтобы напоследок досадить Веронике, и сказал:

— Резину загубишь такой ездой.

Она рванула на себя дверцу и умчалась прочь.

На обратном пути, сидя в поезде метро, я ни о чем не думал и только прислушивался к своим ощущениям. Но даже их не мог осмыслить. И только ближе к ночи попытался разобраться в событиях минувшего дня.