Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

Родители – это был уже народ степенный, разумный и вообще добрый – удивлялись: в кого Саня такой? Почему он живет одиноко, точно прислушиваясь к чему-то в постоянном ожидании? Цвел ромашкой, одуванчиком, а вышел чертополох, голубой чертополох романтизма, как выразился однажды Олег.

Была суббота. Саня, по своему обыкновению, встал поздно, в десятом часу. Солнце заглядывало к нему рано утром, а затем уходило в сторону, и создавалось впечатление, что он проспал весь световой день. Досадно и грустно, точно он самое интересное на свете проспал. В ясную погоду под вечер его квартиру снова заливало светом, но уже отраженным – от множества окон напротив, и тогда он усмехался. Только вот над кем? Скорее всего над самим собой. Что с того, что он кончил университет? Он получает теперь немногим больше, чем киномеханик. А его сверстники, самые бесталанные, не кончившие даже порядочного ПТУ, преуспевают каким-то образом вовсю. Впрочем, что значит преуспевать вовсю? Нет, ему бы не хотелось преуспевать вовсю, особенно за счет левых заработков, как отец…

Куда интереснее складывалась жизнь у дяди! Он уже давно защитился, женился, получил трехкомнатную квартиру в новом районе и нередко выстал со статьями в газетах, а однажды Саня увидел дядю в телевизионной передаче “Панорама”: его представили как секретаря партбюро известного в стране художественного вуза. Но самое удивительное для Сани оказалось в том, что Олег Букин говорил серьезно, нервно, умно или вдруг улыбался широко, весело – совершенно как в жизни, но как-то значительнее и лучше, - так и чувствовалось, что человек достиг каких-то вершин в своем развитии, отрешился от мелких пристрастий и страстей, которые его долго водили за нос, и обрел должную полноту и масштабность в восприятии явлений жизни и искусства.

Чем-то обнадеживающим повеяло на Саню даже от знакомых морщин дяди и вполне определившейся лысины.

Саня вспомнил детские честолюбивые мечты – не о славе, нет, а о перестройке жизни с ее неразберихой, для чего необходимо вступить в сотворчество со множеством людей, как показывал опыт жизни дяди, - но вот тут-то у него пока ничего не получалось, кроме идеальных устремлений.

Поднявшись поздно, Саня выбрался в город после полудня. Заглянув в книжные магазины на Невском (все напрасно!), он в нерешительности остановился на остановке у Казанского собора. Посматривая вокруг, он заметил молодую женщину, до странности грустную и знакомую… Саня тотчас вспомнил совсем небольшого роста девчушку, нескладную, неловкую, особенно в брюках, которые не шли к ней; лицо у нее было еще детское, с пухлыми щеками, в светлых очках, золотые локоны… Она пришла работать в кинотеатр “Художественный” почти одновременно с ним и уже покуривала, что вообще казалось нелепостью, так был по-детски чист ее облик… Саня посмеивался над нею, качал головой, а она улыбалась сквозь светлые очки, как из иного, детского или полусказочного мира, так радостно, точно он не осуждал ее, а восхищался ею, то есть, по ее разумению, он проявлял к ней внимание. Взрослый юноша, он держался с нею как с девочкой-подростком – чуть свысока, задиристо и даже, может быть, где-то и грубовато, но с тайным вниманием, можно сказать, с тайной нежностью к уходящему детству. Смешная она была и такая маленькая.

- Тебе бы, Галка, еще в школу ходить! – обронил он однажды.

Она весело рассмеялась и сказала ласковым голосом:

- Саня! А я ведь школу кончила.

- Да ну?

- Вот тебе и “да ну”!

Пока аппарат гудел, прищелкивал и сноп света уносил изображение на экран в темном зале, Галка усаживалась почитать журнал, книгу… Читала она с интересом все подряд.

- Что ты читаешь? – спрашивал он.

Галка поднимала голову, ее чистое личико в светлых очках с готовностью освещалось слегка смущенной, чуть виноватой улыбкой, словно она прекрасно сознавала, что читает с увлечением вздор, вместо того чтобы зачитываться чем-то по-настоящему интересным и важным.

- А что? – спрашивала она смеющимся голосом.

Он брал в руки журнал или через ее головку прочитывал вслух несколько строк, интонацией показывая, какой это вздор на самом деле. Галка начинала смеяться вместе с ним. Иной раз она прятала книгу за спину или чуть ли не под себя, как в школе, и когда он протягивал руку, она вскакивала, отбегала в сторону, и если он не отставал, она все веселее, все неудержимее смеялась, полагая, видимо, что он так с нею заигрывает, ухаживает… Обычно Галка держалась несколько скованно, даже сердито и могла злиться и даже дерзить кому угодно. Но в этих случаях она никогда не обижалась, а всегда очень охотно вступала в игру, хохотала и кричала, выказывая недюжинную жизнерадостность и темперамент.