Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

По ту сторону Невы виднелся Смольнинский собор. День синел и сиял. У универмага “Юбилей” толпились люди. Саня появился с веселым лицом:

- Папа! Мама сказала, ничего не нужно. Праздники устраивать рано.

- Поздно? – переспросил Сергей Павлович.

- Рано!

Теперь Саня почувствовал неловкость перед дядей: ему казалось, что он его подвел и чуть ли не предал, так как его первоначальная идея хотя и была естественна, но ошибочна. Это была плодотворная ошибка, потому что без дяди Олега ничего бы не случилось: папа не забегал бы… вокруг мамы. Саня пошел рядом с дядей и даже просунул свою руку в его, как в детстве.

- Дядя Олег, - сказал он, - как бы хорошо, если бы папа и мама снова поженились, правда?

- Правда! – весело рассмеялся Олег Букин и поглядел в глаза племянника и брата: ах вы интриганы! – Вот идите одни, без меня, и попытайтесь все уладить. Желаю удачи!

Сергей Павлович, казалось, искренне возмутился:

- Вы что, смеетесь надо мной? – Но брата удерживать не стал, а лишь поспешил закурить.

Круг замкнулся.

Обед прошел мирно и весело. Саня то и дело говорил: “папа” или “мама”, соединяя в единое целое бывших супругов, проведших в разлуке и вражде десять лет жизни.

В какой-то момент, уйдя на кухню, Людмила Ефимовна позвала:

- Саня! Нет, Сережа, иди-как сюда! Помоги мне.

- Иду! – охотно отозвался Сергей Павлович, снисходительно улыбнувшись сыну, и первое, что он сделал, это обнял свою соломенную вдову, прося прощенья.

- Хорошо, хорошо, мы поговорим с тобой после, - отвечала поспешно Людмила Ефимовна, роняя – почти что нарочно – чашку из сервиза, хоть жалко ее было.

Снова усаживаясь за стол и разливая чай, Людмила Ефимовна подмигнула сыну. Саня все понял, но почему-то не обрадовался, а почувствовал большую неловкость. Он покраснел и поднялся.

- А можно, я чай буду пить потом?

- Можно. А что ты хочешь делать?

- Пройдусь немножко. На Неве люди с удочками стоят.

- Но ты ненадолго? – сказала Людмила Ефимовна.

Саню как ветром сдуло.

Бывшие супруги снова сошлись, словно успешно завершив бег по кругу в разные стороны в поисках счастья. Тут-то настали для Сани самые трудные годы из всех его детских и отроческих лет и скитаний. Теперь отец и мать, с которыми Саня привык иметь дело в отдельности, оба занялись им – и по многим причинам. Конечно, им довольно сложно было начинать совместную жизнь наново, и Саня служил громоотводом и посредником… К счастью, у него родилась сестренка, и внимание семьи переключилось на нее. Между тем Саня окончил школу и – в смутных мечтах стать не то кинорежиссером, не то сценаристом – пошел в киномеханики, чтобы просмотреть все наиболее интересные фильмы кадр за кадром много раз, а заодно иметь досуг для подготовки к конкурсным экзаменам. Он это сделал по совету дяди – вопреки намерению отца устроить сына в какой-то институт по знакомству.

Весной, еще до экзаменов, к которым Саня не очень-то готовился, его призвали в армию. Дядя считал, что и это хорошо: один его друг именно в армии взялся за ум и, имея стаж, запросто поступил в университет и даже с отличием его закончил. Сане служить было нетрудно (физически он был ловок и вынослив), но грустно. Странно, ему также бывало грустно, когда он выезжал со строительным отрядом в область или в Западную Сибирь. В непривычных условиях он не терялся, наоборот, он с легкостью переносил и усталость, и дождь, и жару, но грусть, большая, таинственная грусть, обволакивала его, как облаком, точнее – как бы тихим ясным светом. После армии, поступив учиться, Саня поселился в маминой квартире по Большеохтинскому проспекту и тоже оказался в непривычных условиях свободы и одиночества.

Не успел он заметить, как пролетели пять лет, и вот теперь он был воистину молодой человек. И на работе (младший научный сотрудник в Институте социально-экономических проблем Академии наук), и среди родных не думали и не говорили о нем иначе, как о женихе. Говорили так, как будто это единственное, на что он еще годен и чем еще интересен. Обидно. Даже родные в Москве высматривали невесту и звали его в гости, не без переговоров с его мамой, разумеется, звали, заранее купив билеты в Большой театр. Саня вылетал в Москву – не свататься, конечно, и в ту же ночь возвращался домой поездом. И нельзя было сказать, что Саня Букин боялся или избегал женщин. Напротив. А о том, что он влюблялся вплошь и рядом, и говорить не приходится. Все это было для него даже слишком горячо, чтобы он мог легко снести все перипетии любви (ухаживаний) или возможной женитьбы. Либо слишком просто, когда девушки как-то бездумно и легко уступали сразу и вдруг. Но чаще девушки оставляли его, находя его странным, существом до крайности инфантильным и абсолютно неуправляемым. У них даже возникало ощущение, что Букин живет тут и еще неизвестно где, может быть, еще в мире детства. Внешне спокойный, одетый хорошо, он был, однако, очень неровен с людьми, особенно с близкими.