Александр Дьяченко: Плачущий ангел

Потом прислушался. За окном вновь тишина. И тогда я решил осторожно выйти из будки, чтобы поглядеть вслед умчавшимся бесам. Тихонько слезаю со стола и, подойдя на цыпочках к двери, медленно, чтобы ничто не скрипнуло, начинаю её открывать. Так же крадучись выхожу на улицу, и тут мне в спину бьёт жуткое, душераздирающее уханье филина.

– И ты ещё тут, Ушастый! – закричал я в негодовании. – Молчи, и без тебя тошно!

Скорее бы уж кто-нибудь из ребят приехал... Стал изучать следы вокруг нашего домика, но всё было чисто, никаких отпечатков копыт. Ну и дела. Ладно, думаю, рассказывать никому ничего не стану, лучше в следующую ночь я здесь вокруг будки святой водичкой окроплю.

Недели через две мне пришлось выйти с другой сменой в сортировочный парк. Когда во время работы я зашёл в пункт обогрева попить чайку, то кроме дежурного охранника, лежащего на лавке, в помещении никого не было. Узнав, что я с горки, он сразу же сел, и с интересом переспросил:

– Ну, да, с горки? Вот так-так!

– А что тут особенного, – спрашиваю?

Охранник подсел ко мне с заговорщицким видом: – Да местечко у вас там не-хо-ро-шее, – он делает ударение на последнем слове и проговаривает его отчётливо по слогам.

И моё сердце замирает в предчувствии прикосновения к тайне: – А кто это говорит?

– Да я тебе говорю, – он даже привстал от волнения. Ты понимаешь, недели две назад я проводил груз и возвращался на дежурный пункт. Ночь изумительная, тепло, тихо. Работы почти нет. Тишина... Иду в собственных мыслях.

И вдруг! Возле самой будки у вас на горке кто-то как заорёт! И так страшно, не по-человечески. И от этого крика у меня в груди всё задрожало, зарезонировало. Мужики и раньше про горку предупреждали, что там, мол, чего-то не то. Но от неожиданности меня прямо-таки подбросило, и я поскользнулся и упал. Пытался кричать, а от страха горло перехватило, я на четвереньки и побежал. А тут ещё, словно филин какой, в след по-сумасшедшему он захохотал. Короче, еле ушёл!

Потом уж только про пистолет вспомнил. Да разве в таком деле пистолет поможет? Здесь серебряные пули нужны...

Слушаю его и начинаю понимать, что передо мной сидит жертва моего диаконского искусства, тот самый «поросёнок», что от страха захрюкал у меня под будкой. Так это значит – я от него святой водой спасался!

И, что же получается? Старался, тренировался, а в результате чуть было человека до инфаркта не довёл, да и по станции про горку нехорошие слухи пошли. Хорошо, что есть Ушастый, существо безсловесное, если что, всё на него свалим.

Уже потом, во время сорокоуста, я пришёл к выводу, что и в большом храме, и в алтаре, наглухо отделённым от всего остального пространства иконостасом, меня не слышно. Мой низкий бас утонул, в зимних одеждах прихожан. И тогда по наитию я стал возглашать ектеньи всё более и более высоким голосом. У меня открылся тенор, и недурной. Более того, к концу сорокоуста я был способен перейти уже чуть ли не на фальцет.

Но, через какое-то время меня снова стал занимать всё тот же вопрос: – а от высокого тенора стёкла могут дрожать, или нет? Понятно, что во всём нужна тренировка... И даже уже было подумывал начать, но велели готовиться к священнической хиротонии. А для священника, дрожат ли стёкла во время его проповеди, или нет – вопрос непринципиальный.

Немножко о главном

Звонит телефон, в трубке женский голос:

- Батюшка, у меня брат умер некрещёным, 64 года. Нужно хоронить, а там, где он жил, священник «земличку» не даёт, ругается, что вовремя не позвали, родных из храма прогнал. А маме уже 86, очень скорбит, боюсь, как бы сама не померла. Ты уж выручи, родной, дай нам «землю», маму жалко. Она же не виновата, что так получилось. Его бы тогда, в детстве окрестить, да церкви рядом не было. А когда вырос, стал коммунистом. Бога не признавал, и креститься отказался. Но, батюшка, человек он был хороший, даже очень хороший. Вот, что бы его не отпеть? Ведь таких, бывает, негодных людей отпеваете, только потому, что когда-то в детстве их окрестили, а брата моего не соглашаетесь, так хоть, «земельку» дайте.

Я не стал с ней спорить, чем бы я её переубедил? Её уверенность в то, что эта «земелька» поможет - пускай не брату, так хоть матери, - была непоколебима.

Эх, если бы отпевание, совершаемое мною, спасало человеческую душу, то я бы, наверное, только бы и делал, что отпевал, отпевал. И некрещёных, и самоубийц, и всех подряд, лишь бы спасти их от страданий. Только спасает-то не батюшка, и не «земелька», спасает Христос. Ради этого спасения, человек и присоединяется к Церкви через крещение.