Юрий Слепухин - Джоанна Аларика

Он подбросил на ладони тускло блеснувший пистолет и выстрелил, не целясь, со щегольством первоклассного стрелка.

Жена Мамерто выскочила из двери, едва не споткнувшись о труп мужа. Молча поглядев на него и на продолжавшую стоять в отдалении группу гостей, она что-то крикнула и, на мгновение скрывшись в хижине, снова появилась с мачете в руке.

— Будьте вы прокляты, убийцы! — кричала она, сбегая по тропинке. — Будьте вы прокляты во веки веков, вы, и ваши дети, и ваши внуки!

— Видите, тезка, — усмехнулся Хофбауэр, — а вы еще боялись, что мы не встретим вооруженного сопротивления…

— Да, эту индейскую ведьму придется умиротворить, — озабоченно сказал лиценциат, щурясь от дыма зажатой в углу рта сигареты.

Он шагнул вперед, необычайно живописный в своем оливко-зеленом костюме, напоминающем одежду десантника из американского военного фильма, и дал короткую очередь, держа автомат у бедра. Каталина споткнулась, но продолжала бежать. Лиценциат яростно выплюнул сигарету и, перекосив лицо, почти в упор разрядил в женщину весь магазин.

Группа направилась к хижине. В углу, полумертвая от страха, сидела четырнадцатилетняя Нативидад. Прижимая к себе братишку, она с ужасом смотрела на вошедших.

— Ну, вон отсюда, — сказал ей Монсон. — Иди и полюбуйся на своих стариков, это тебя отучит думать о собственной земле. Убирайся!

— Дон Индалесио, — зашептал Орельяна ему на ухо, обдавая несвежим дыханием, — если вы не имеете на девчонку никаких видов… я мог бы взять ее к себе, мне как раз нужна служанка… на кухню…

— Берите, мне-то что, — Монсон брезгливо поморщился. — Забирайте и щенка, через год он уже сможет работать…

Дон Тибурсио, торопливо что-то приговаривая, вытащил дрожащую девочку из хижины и повел вниз, к своей машине, крепко держа за локоть. Та, оцепенев от ужаса, покорно шла мелкими шажками рядом со стариком, ведя за руку младшего брата.

Монсон кивнул одному из сопровождавших его младших капатасов и вышел наружу. За ним вышли остальные, хижина опустела. Капатас сгреб в кучу раскиданный по полу убогий скарб, полил его керосином из лампы и поджег.

Приятели курили, стоя внизу возле автомобилей. Когда над тростниковой крышей на холме поднялся дым, Монсон бросил сигарету и растер ее сапогом.

— Одним клоповником меньше, — сказал он хмуро, вынув из кармана записную книжку в свиной коже. Полистав страницы, он вычеркнул из столбца в списке еще одно имя и пробежал взглядом остальные.

— Куда же мы теперь, дон Индалесио? — спросил молодой Гарсиа, безуспешно пытаясь вставить в свой автомат новый магазин.

Монсон глянул на лиценциата, ничего не ответил и, сердито сопя, полез в накренившуюся под его тяжестью машину. За рулем уже сидел Хофбауэр.

— В Кебрада-дель-Манадеро, — процедил сквозь зубы Монсон, захлопнув за собою дверцу.

Джоанна не сошла с ума и не покончила с собой. От первого ее спасла, очевидно, наследственность — крепкая и жизнелюбивая порода Монсонов; от второго — мысль о будущем ребенке, о ребенке Мигеля. Она еще не знала, будет ли у нее вообще ребенок, и понимала, что не узнает этого раньше, чем через три-четыре недели; но она верила, что ребенок будет, что только ради него спасла ее судьба в тот момент, когда бомба разорвалась в нескольких метрах от машины.

Ее жизнь теперь принадлежала этому ребенку и еще борьбе. Ради того, чтобы гибель Мигеля не оказалась напрасной, она должна добраться до столицы, эмигрировать, найти за границей друзей и продолжать жить и бороться.

Конечно, все эти мысли оформились в ее голове не сразу. Сначала никаких мыслей не было, был только ужас и бездонное отчаянье. Потом появился инстинкт самосохранения, который заставил ее уйти, покинуть страшное место в ложбине между каменистыми холмами, где в знойном неподвижном воздухе все еще держался острый запах гари и бензина. Она шла по дороге, прихрамывая и морщась от боли в ушибленной коленке, прикладывая носовой платок к щеке — при падении она ударилась лицом о дорогу, и сейчас ссадина, воспалившись на солнце, болела и жгла так, словно в ней копошились сотни термитов. Снова усилилась головная боль, хотя уже не так, как раньше. Все эти болезненные ощущения, как ни странно, помогали ей, заставляя чувствовать собственное тело, чувствовать связь с жизнью. Два или три раза пролетали самолеты; при этом звуке Джоанна начинала дрожать, но не поднимала головы и не сходила с шоссе. Какая-то часть ее существа даже желала, чтобы летчик заметил бредущую по дороге фигурку.