Ханс Хенни Янн - Угрино и Инграбания и другие ранние тексты

( Входят Анна и Шульц .)

Шульц.

Я теперь должен уйти. Мне это нелегко... И, если бы я знал нужные слова, я бы, пусть и колеблясь, остался, пожертвовал бы тем, что сейчас побуждает меня уйти: неистребимым ощущением деловитого, всегда спешащего, не стоящего на месте времени... Проклятье, время не застопоривается ни на один день, не отдыхает ночью, не остается. Время проходит мимо, прежде чем человек успеет попросить, чтобы оно осталось .

Анна.

А что если сердечно попросить, чтобы оно, если ему будет угодно, повторилось ?

Шульц.

Даже на эту уступку не пойдет время. Может, оно и пообещает, да только дело кончится тем, что всю игру повторит совсем другой кум . Рассвело, уже утро, и ничто - никакое слово, никакое заклятье, никакой бог - не помешает тому, что солнце будет подниматься все выше, будет изливать свет на нас и на всё вокруг и отбрасывать тени. Мне пора. Я еще болтаю, отдаляя миг разлуки, еще раз мысленно наслаждаюсь тем, что было... И таким образом пытаюсь нагромоздить гору будущих моих поступков. Но только стоит мне произнести слово «поступки», как время начинает меня подгонять: ибо, чтобы их в самом деле совершить (а я поклялся, что совершу, если исполнится то, что мне было обещано, - и оно исполнилось), требуется время... О женщина, ум мой торопится, а тело горит в лихорадке... Я боюсь позабыть увиденное, ибо было оно неслыханным и божественным и превосходящим человеческий разум. Я поклялся: если ваше тело чистое золото, и мне будет дарована милость - увидеть его, - я, благодаря этому несказанно великому примеру, стану чудищем, призраком, вечным нарушителем спокойствия , от которого люди будут в страхе отшатываться.

Анна.

И что же, я исполнила свое и ваше предназначение?

Шульц.

Больше, чем исполнили. Вы взорвали во мне оковы, цепи, к которым я был прикован; во мне что-то раскололось - пыточный инструмент, который заставил меня из-за упрямства и гнева стать злым насмешником, что было скотством , я имею в виду: свойственной человеку беспричинной жестокостью. Я ведь поставил вас в один ряд со шлюхами!

Анна.

Что ж, это было, зачем же вспоминать, если оно уже в прошлом. Ведь получилось-то по-другому.

Шульц.

Что-то пришло и миновало . Но разве поэтому я ни словечком не должен это упоминать? Должен ли я умолчать о том, что однажды ночью ко мне явился Бог или даже целое небо?! Где же мне быть со своей душой, что мне следует думать, живописать, говорить, если не единственно это?

Анна.

Оно пришло и миновало -

Шульц.

Да, потому что время, солнце, происходящее не стоят на месте!

Анна.

А что, человече, если на сей раз оно пришло - и осталось?

Шульц.

Ну да, оно осталось как пример , осталось как поступок, который еще только предстоит совершить и выдержать... Я дрожу от нетерпения...

Анна.

Это меня утешает... Солнце уже стоит на небе, хорошо. Вы должны уйти, потому что начался новый день... Вы будете писать картины, хорошо. Вы уподобитесь чудовищу, дьяволу... А я буду настаивать на том, что наша свадьба осталась , вопреки быстротекущему времени и новому дню, понимаете? Я женщина, и я не расстанусь с ощущением брачной ночи. Я была женщиной, а теперь я мать, только мать, только мать для вас, ибо вы не поверили, что мне хватит любви, чтобы еще хоть раз без остатка стать для вас женщиной: вы испугались, что вторая свадьба окажется чуть менее полноценной, чем первая.

Шульц.

Как странно вы говорите.

Анна.

Я с вами прощаюсь.

Шульц.

Не понимаю.

Анна.

Уже день. Вам пора уходить. Свадьба закончилась, друг мой, зачем нам другие ночи, пусть и полные сладострастия, если свадьбе нашей пришел конец... Понимаете?.. Золото всё сошло, линии теперь смыкаются только в судорожных конвульсиях. Я-то вас поняла, я взорвала ваши цепи... Теперь вы должны рисовать - золото, золото —

Шульц.

Я вас не понимаю! Вы опечалены -

Анна.

Вам пора идти, уже день. ( Оба уходят.)

Хельмут.

Ты, день, день, ты меня так порадовал, что мне впору танцевать, танцевать и петь: «Разве я не веселый мальчик?»... Вот он идет по саду, один. Я бы после такой ночи не ходил по саду один!

Анна( возвращается. По щекам у нее текут слезы ).

Мальчик! Мне так грустно...

Хельмут.

Ради Бога, почему ты плачешь?