Бросают якорь; постепенно ветер меняет направление, но он усиливается, капитан растерян, а моряки молчат. Никто больше не произносит ни слова.
И тут приближается пароход, который выслали нам на помощь из Фёра; однако ему хватает своих забот; он вынужден повернуть обратно. Опять проходит бесконечно долгое время. Никто не знает, что делать. Приближается второй, больший пароход; моряки «бросают концы»; тросы рвутся, как простые веревки; мы не должны подходить слишком близко, иначе волны загонят нас на дно; но так ничего не получается. Тогда приходится отважиться на крайнюю меру: корабли должны сблизиться; это удается. Руки у моряков одеревенели и замерзли - не могут как следует хватать.
Теперь нас тащат на буксире.
Буря усиливается; толстый стальной трос натягивается; бум, говорит он... И потом вдруг раздается звук, какого я никогда не слышал: треск-вздох-крик; корабль погружается в воду до самого капитанского мостика.
«Пробоина! Пробоина!!»
«Где, что?» В каютах все, преклонив колени, стали молиться -рассказал мне кто-то после.
Буг оторвало, и вода хлынула внутрь.
Тогда пассажиры в диком отчаянии устремились к выходу на палубу... «Назад! - кричит капитан и запирает дверь к каютам. - Они обезумели!» Снова подошел пароход, который должен был нам помочь. «Не пытайтесь перепрыгнуть на него!»
И тут же ветер улегся; мы добрались до Вюка... Когда на берег перебросили сходни, женщин вынесли на руках; мужчины утратили дар речи. Но на берегу столпилось все население Вюка и кричало: «Ура!» На набережной дожидались экипажи; нас повезли в санаторий.
Но я еще сегодня поплыву в Амрум, я только что был в гавани.
Когда я в экипаже, запряженном двумя лошадьми, приехал в санаторий, мне рассказали подробности о том, что происходило в каютах. Ужасно. Зеркала, иллюминаторы раскололись, и вода хлынула внутрь.
Санаторий включает в себя тридцать корпусов, парк и несколько километров пляжа... Нас торжественно встретили в вестибюле; нам позволили оставить внизу вещи, и служитель проводил нас в похожие на залы комнаты. Каждого! В моей помещались: 1 кровать, 1 шезлонг, 2 стула, письменный стол, книжный шкаф, шифоньер, 1 умывальный комод, вешалка, ниша, чтобы удобно сидеть и смотреть в окно, 1 ночная тумбочка, 2 гробничных свода, обеспечивающих покой. (Ты, может быть, догадываешься, зачем я все это пишу.)
Внезапно в моей комнате оказался швейцарец и сказал по-простому:
- Только теперь чувствуешь тревогу, когда мы уже в безопасности... Вы-то все время смеялись, вас совесть мучить не будет. А знаете что, пойдемте-ка со мной в мою комнату; мы попросим, чтобы нам принесли ужин туда.
Я пошел к нему и рассказал ему кое-что, а он - мне. Потом он спросил, во что я верую, я и это ему рассказал, упомянув о бедствиях человечества. Тут он улыбнулся:
- Видите ли, нам нужны такие, как вы, чтобы люди снова начали верить.
Мы продолжали разговаривать; было уже четыре часа утра*... Потом - не знаю, как это произошло - я сказал ему, что пишу. Он это понял и, казалось, даже ждал такого признания:
- Красивое имя - Ханс Ян; но вы должны писать не ради собственной славы, а во славу Божию... Вы к этому призваны... Видите ли, поэтому мы не утонули. Бог направлял вас, Он будет и дальше вам помогать.
Вскоре мы легли спать.
Утром я проснулся от стука в мою дверь: это был швейцарец (его зовут Бёлер). Я еще не успел одеться, когда вошел директор и протянул мне руку:
- С добрым утром, дорогой господин Ян!
Так же поступил и доктор.
«Оставайтесь у нас», - просили меня; но какое там - каждая ночь в санатории стоит шесть марок (без еды).
Меня провели к столу, накрытому для завтрака, усадили на почетное место, попросили написать мое имя на очень красивой карточке... А ведь они еще не прочли ни одной моей вещи!
Директор написал для меня рекомендательное письмо пастору Небеля [2] Небель - коммуна на острове Амрум.
чтобы тот позволил мне читать церковные хроники и все, что я захочу... Только чтобы я работал во славу Божию.
Прощание! Все это не стоило мне ни пфеннига.
(Когда встретимся, расскажу еще много чего.) Сейчас мне пора на борт!
Твой Ханс
* Он нежно погладил меня по волосам, что делаешь только ты. Не сердись, намерение у него было хорошее.
X.
Эту историю Янн в течение своей жизни использовал - по крайней мере, трижды - как литературный сюжет. Первый раз - в неопубликованном рассказе предположительно 1915 или 1916 года (<���Поездка на Амрум>). Там после краткого описания кораблекрушения (случившегося будто бы за год до момента повествования) рассказывается, как только что переживший кораблекрушение молодой человек ночует в доме у пастора:
Читать дальше