Ханс Хенни Янн - Угрино и Инграбания и другие ранние тексты

В конце длинного коридора ступени опять повели наверх. Тревожной тьмой ударило мне навстречу. Границы, казалось, отодвинулись в неизмеримое. Это должна была быть святая святых храма, отображение Вечного и Бесконечного. Висячие лампы едва освещали гигантское помещение, опять-таки круглое. Я поискал глазами образ царя, Бога; но не нашел. Никакого образа не было. Был только камень, закругленный. Только купол, подобный небу, - плоский наверху, а в отдалении круглый. Купол несли на себе стены, росшие ему навстречу. За пределами этого пространства не было никакого Дальше. Так я подозревал. И все же! Кто был тот Дерзкий, Ненасытный, Всезнайка, Выскочка, Неугомонный, Никогда-не-приходящий-к-концу, Богоподобный и тем не менее всего лишь Наказанный, Мучающийся, Преодоленный в каждом его желании, которое было выполнено? Кто - тот Богохульник, что в этой части собора воздвиг орган, чтобы хоть с помощью звуков мог осуществиться прорыв? Нет никакой последней цели. Таким был я. Это творение - последнее и уже изъятое из реальности, продырявленное единственным желанием: его, его найти, Единственного из черного блестящего камня, того, кто силою собственной крови совершал над собой превращение, чтобы дрожать и смеяться, давать и обнимать. Это творение тоже мое: мое небо и мой -рассчитанный на одного постояльца - ад. О Боже, мой Боже! Это творение и есть я. А другой, кто не есть я, - Ты. Но Ты превосходишь меня и мои творения его бытием.

Я стоял в величайшем одиночестве под черным куполом. Стены заключили меня в свое кольцо, изничтожив весь мир. Только меня они не изничтожили, меня - нет. Но дверь за моей спиной вела в крипту с черными телами, среди которых пребывал Он: невеста или друг, мужчина или женщина, Энкиду или черная возлюбленная - безымянная, погребенная в саркофаге, истлевшая или живая, жаркая или холодная как лед... Я быстро и бесшумно покинул храм. Страж почтительно отдал мне честь, когда я проходил сквозь ворота.

На улицах стемнело. Дома вокруг рыночной площади опирались на мощные столбы и колонны. Между двумя колоннами притаилась ведущая вниз лесенка. В погребке можно было поесть и выпить вина. Я надеялся, что найду там себе товарищей - много где побывавших, не принимающих жизнь всерьез. Но я никого не нашел. Хозяин поздоровался, засуетился. Но я был противен самому себе. Я - безымянный, я - сумасшедший. Я - меньше чем человек; я - грешный праведник; я - бесталанный охотник на шлюх... Я вскочил и покинул погребок, даже не поблагодарив, не простившись. Только с лестницы крикнул вниз, обеспокоенному хозяину:

- Я не голоден, есть не хочу. Напиться - вот что мне надо. А ты ленивый олух - у тебя так сразу и не напьешься!

Уже стоя на площади, под аркадой, я снова с мучительной болью понял: что-то кончилось , не оставив после себя ни усталости, ни удовлетворения. И я направился - ни быстро ни медленно, а так, как несли меня ноги, - вниз к гавани. Мне смутно помнилось, что именно туда я прибыл, на корабле...

Маленькая гавань. Круглая акватория, несколько кораблей... Правда, внушительных, широких, с почти круглой носовой частью, только по ватерлинии заостренной - как нож - в оконечности, чтобы разрезать волны. Они стояли на швартовах, расположившись по кругу. А в середине оставалось льдисто-зеленое пространство, которое к вечеру померкло, превратившись в широкую черную дыру. Как вымершее и это место. С трудом прочитывалось: «У. и И. I», «У. и И. II». Так значилось на могучих корпусах. Я мог бы и заранее догадаться. Следующий корабельный корпус в качестве отличительного знака носил римскую цифру III. Меня доставило сюда именно это судно, теперь казавшееся инертным. Слишком инертным, чтобы унести меня прочь. Тайный страх, что я могу стать пленником этих двух островов, явственно отделился от меня, как облачко испарений.

Я хотел снова попасть на борт судна. Но трапа не было, только канат свисал сверху - толстый канат. Я ощупал его; пританцовывая на цыпочках, проверил на прочность; повернулся, подергал волокна: противостоять искушению дольше я не мог. И с трудом начал карабкаться вверх, перебирая руками. Ладони немножко болели. Но я добрался до верху. И перемахнул через ограждение. Почувствовал под ногами доски палубы. Перевел дух. Сердце билось как-то странно, болело. Во мне - парализующий распад. Позволить старому одолеть себя... Растратить силы на бессмыслицу, поддаться судьбе...

Внезапно подошел Пауль, волна горячей крови ударила мне в голову. Но он смотрел на меня с грустью. И сказал только: