Ханс Хенни Янн - Угрино и Инграбания и другие ранние тексты

Наверняка я любил этого человека! И снова мои мысли едва не отклонились в сторону; но я усмирил себя.

Так что же, женщина не любит мужчину, навлекшего на нее родовые муки, и ребенка, нанесшего ей такие раны?

Я отчетливо вспомнил, что читал где-то, как королева Наваррская пела хоралы, пока рожала сына Генриха. Но на этом мои знания о женщинах исчерпались, и это терзало меня. Почему я не расспросил, когда мог, мою холодную, как лед, возлюбленную? Вдруг она смилостивилась бы и показала мне свое тело - и тогда я, по крайней мере, знал бы, как выглядит женщина.

Потом я решил привлечь для рассмотрения и животных. Однажды, еще мальчиком, я, кажется, наблюдал, как совсем маленькая собачка родила семерых крупных щенят. Во время родов она не издала ни звука; а после - с бесконечной любовью - слизала со всех щенков слизь.

Мое отвращение к женщинам, устраивающим такую шумиху вокруг родов, усилилось еще больше. У меня не было ничего, чем заполнить себя. И в меня вползла эта ненависть.

Я подумал о львицах и медведицах: как они рожают детенышей; и сравнил с ними визжащих женщин.

- Что здесь такого плохого, - крикнул я, - да хоть бы и все тело порвалось, зато ты родишь ребенка!

И все же я не был уверен в оправданности своей ненависти. А вдруг женщины в самом деле испытывают вульгарную боль, как от гнойного нарыва или тому подобного...

«Нет-нет, они просто за много веков убедили себя, что роды - это нечто тяжелое и болезненное...»

Я понял, что сам не приду ни к какому ответу или решению. Тогда я вспомнил о Пауле и его возлюбленной. Мне захотелось спросить у него.

Я разыскал его и изложил ему свою проблему. Он слегка улыбнулся. Потом сказал:

- На острове Угрино женщины не визжат. Разве мы, мужчины, могли бы испытывать незамутненное наслаждение женщиной, зная, что потом ей придется расплачиваться за это низменной болью? Если бы женщины не улыбались при родах и не испытывали чувства облегчения, освобождения, мы бы усомнились в Боге...

Я очень обрадовался, что он сказал это. Он еще прибавил, что когда-нибудь я смогу присутствовать при родах его любимой.

- Правда? - возликовал я.

- Да, - сказал он, - вы ведь должны снова научиться тому, как люди радуются...

Я теперь опять обрел надежное будущее, мог ждать чего-то хорошего и не нуждался в том, чтобы носить в себе низкую ненависть к глупым и истеричным женщинам.

Я хотел сказать Паулю, чтобы он как можно скорее отпраздновал свадьбу; но это наверняка было бы нетактично и даже грубо по отношению к его пылкой любви...

В тот день я впервые начал чем-то занимать себя, и кое-что мне удалось. В досках корабельной обшивки, в носовой части судна, имелось круглое отверстие, через которое при необходимости втягивали канат.

Это отверстие я нарисовал и заполнил орнаментом. То есть я нарисовал орнамент в форме круга, и отверстие послужило для этого стимулом - оно на сей раз не подвигло меня ни на какие низкие фантазии.

И еще я решил, как только мы достигнем земли, купить себе циркуль и чертежные принадлежности, - ибо предполагал, что подобные замыслы будут возникать у меня довольно часто.

В какой-то момент Пауль застал меня за рисованием и неожиданно сказал:

- А вы ведь вовсе не постарели.

Я обернулся на его голос и уставился на него, не найдя, что ответить.

- Да, - продолжал тот, слегка вибрирующим тоном. - Когда в гавани вы впервые взошли на наш корабль, вы выглядели как человек, который стал старше и на чьей голове, скорее всего, уже появились седые волосы. Я из-за этого очень расстроился и подумал: теперь каждый поймет, что вы года три провели где-то в миру и там какие-то вещи доводили вас до отчаянья, глодали ваше сердце.

Он снова умолк, я тоже молчал.

- Вы, наверное, часто болели? - спросил он после.

- Я ничего такого не помню. Правда, в нехорошие моменты у меня возникает ощущение душных, дурно пахнущих простыней, я чувствую запах йодоформа и эфира. Но это еще ничего не доказывает, потому что иногда мне снится, будто я возвращаюсь от проститутки и должен протереть тело едкой дезинфицирующей жидкостью, чтобы стать чистым. Однако я наверняка никогда не болел и никогда не ходил к проституткам; потому что испытываю чудовищное отвращение к больницам - мне мерещатся трупный запах тех, кого там бросили умирать, и жестокость врачей. И с домами терпимости то же самое. Там наверняка неприятный запах. Больше того: человек, который хоть однажды познал радость любви, должен был бы стать убийцей проститутки... Ты наверняка это понимаешь...