— Ты знаешь, Соня, — сказал он, — Я тоже был, вроде как, болен… Чтобы избежать армии, я лёг в психиатрическую больницу. Меня приучили к лекарствам. И теперь я всё время хочу спать… Часто испытываю подавленное настроение… Ты меня извини, что я такой скучный… Это — поэтому… — Саша протянул руку, и Соня протянула свою…
Они лишь едва коснулись друг друга. Саша хотел было пожать её маленькую ладошку, но девушка вдруг отпрянула. Её рука оказалась под столом, и Саша прочёл в глазах Сони испуг.
Перед его мысленным взором вдруг отчётливо встала картина: будто бы он делает то, на что никогда бы не решился: зажав её маленькую ладошку в своей, он встаёт и тянет девушку к себе… Лёгкий столик переворачивается, катится по полу блюдце, и свеча, обливаясь воском, гаснет…
И будто увидев, что он прочёл её мысли, Соня вскочила — и выпорхнула из комнаты…
Вечером, после окончания заводской смены, пришёл Анатолий. Все трое снова помолились по Розарию. Узнав, что Саша знает по латыни, Анатолий попросил записать для него молитвы.
— Я буду на Заводе напевать вслух — и никто не поймёт, что я открыто молюсь! — пояснил он.
Уроженец Белоруссии, русский по национальности, много проживший в разных республиках СССР, переезжая с одного Завода на другой, Анатолий плохо говорил как по-белорусски, как по-русски, как по-украински, как и по-польски. Казался косноязычным грубым мужиком, на самом деле в душе был добрым и бескорыстным. Он признался Саше, что хочет выучить молитвы по латыни ещё и потому, что намерен поступить в Рижскую Семинарию, чтобы стать священником.
Время пролетело незаметно. Сославшись на то, что завтра рано просыпаться, чтобы поспеть на Завод, скоро Анатолий попрощался и ушёл.
Из-за Саши Соне было некуда деться. Стоило ей уйти в соседнюю комнату, как оттуда начинало доноситься ворчание бабки. И она возвращалась обратно, не находя себе места. И Саша чувствовал неловкость из-за того, что нарушил порядок её жизни своим непрошеным приездом.
— Ты завтра в костёл не ходи! — попросила девушка, покидая в конце концов свою комнату, чтобы отправиться спать вместе с бабкой.
Ворочаясь на жёсткой кушетке, Саша долго не мог заснуть.
"Пожёстче, чем у Санитара", — подумал он. — "Ведь тут голые доски!"
Он вспомнил облик хрупкой девушки.
"Ах, если бы не Оля — я бы влюбился в Соню!"
Однако, к чувству симпатии примешивалось что-то такое, чего Саша никак не мог понять. От Сони веяло холодом… И он испытывал к ней странное смешанное чувство братской и, как бы, даже отеческой любви, вместе с состраданием, от которого становилось на сердце одновременно и тепло и тоскливо…
В комнате была непроглядная тьма. Ни одного звука не доносилось ни из-за окна, ни из-за двери.
"Как в склепе…" — продолжал думать юноша. — "Жалко бедняжку… Как она может тут жить?"
Хотя он чувствовал что-то обворожительное в этой провинциальной обстановке, так сильно отличавшейся от столичной, эта же экзотика и отпугивала чем-то чуждым всему его внутреннему существу.
Лёжа с открытыми глазами, и ничего не видя в темноте, Саша мысленно представил облик комнаты; вспомнил все её небогатое убранство, и почему-то его мысль остановилась на печной заслонке, являвшейся как бы одним из немногочисленных предметов обстановки.
Он повернул голову, посмотрел в глубину комнаты… Его глаза уже привыкли к темноте, и Саша отличил в окружающей тьме нечто белое, будто повисшее в том самом углу, где была печная заслонка.
Недоумевая, что это за свет, он начал усиленно всматриваться в темноту. Кругом должны были быть неровные белёные известковые стены. Но они сливались с окружающим мраком… Лишь только странный свет в углу будто бы повисал между полом и потолком. Саша повернулся, чтобы посмотреть в окно. Но окна он не увидел. Он снова посмотрел в светлый угол и обмер: светлый овал, вытянутый от пола к потолку, медленно приближался…
Он достиг середины комнаты, остановился, — и Саша увидел фигуру…
Это было существо, похожее на Соню.
И чем дальше Саша всматривался в него, тем отчётливее начинали прорисовываться отдельные его черты. Заворожённый таким превращением, юноша не мог оторвать взгляда. На мгновение ему припомнилось то, как он недавно, полупьяный, очнулся и увидел святых апостолов, с укором взиравших на него из под купола полуразрушенной церкви. Вспомнилась головная боль, с которой он проснулся в то утро; боль вышла из прошлого, проникла в настоящее и осталась…
Читать дальше