Минуту-другую Йоаким неподвижно смотрел на пятно. В голове вертелись мысли о покинутой квартире, об отсутствующей верхней одежде, о нетронутом батончике «Марс», и внезапно его осенило: это же околоплодные воды. Воды отошли, у Сюзанны начались роды.
Он торопливо оделся, бросился к телефону, вызвал такси. Десять минут спустя стоял на улице, а через двадцать минут уже вбегал в стеклянные двери родильного отделения Государственной больницы, куда они ходили на прием к врачу. Ботинки он не зашнуровал, рубашку в брюки не заправил. Одна из медсестер, заметив его смятение, подошла.
— Сюзанна Нильсен, — пролепетал Йоаким. — Она здесь?
— А вы кто? — спросила медсестра.
— Отец, — почти выкрикнул он в отчаянии и едва не пошатнулся, когда медсестра положила руку ему на плечо.
— Идемте, — сказала она с легкой улыбкой. — Вы не опоздали. Он никуда не денется. — И добавила: — У вас родился чудесный сынок.
Он лежал у матери на груди, маленький лягушонок, усталый от своего долгого пути. Рука Сюзанны, целиком накрывшая его спинку, казалась большой, как никогда. Глаза у Сюзанны были закрыты.
— Пусть поспит немножко, — шепнула медсестра.
Но мальчуган не спал.
Тихонько, чтобы не разбудить ее, Йоаким подвинул к кровати стул, сел. Пальцем погладил малыша по щечке, и тот посмотрел на него, спокойно, внимательно, устремив взгляд куда-то на лоб. Йоаким поднес палец к крохотному кулачку, провел по костяшкам. Да-да, смотри на меня, думал он. Я твой папа. А ты мой сынок.
Он всегда считал, что младенцы не умеют фокусировать взгляд. Но малыш пристально смотрел на него большими, умными темно-синими глазами. В самую душу заглядывал, аж голова шла кругом. Ты знаешь то, что мне уже неведомо, думал он. Все еще помнишь запредельное. Я вижу. Ему казалось, сын его наделен необычайными способностями и даром понимания. Томительное, теплое чувство пронзило его. Наклонившись, он осторожно поцеловал прелестное ушко. У малыша были густые черные волосы, слипшиеся от крови и жира. Ноготки крошечные, с булавочную головку. Одет к белую распашонку, ножки обернуты белым одеяльцем. Настоящий человечек. Все при нем. Пальцы, глаза, уши. Кругленький подбородок. Плечико, видневшееся в вырезе распашонки. Шейка, вся в складочках. Лопатки, спина, бедра. Маленькие легкие исправно работают. Йоаким бережно развернул одеяльце. Маленькие коленки. Щиколотки. Надо же, какой длинноногий! И уже шевелит пальчиками. У тебя пока нет имени, растроганно улыбаясь, думал он. Но ты уже здесь, хоть и безымянный. Он опять укрыл младенца. Все у него как полагается, трепеща от нежности, думал Йоаким. Настоящий мальчуган. И он уже растет. Для него уже началась жизнь.
Совершенно ошеломленный, он сидел и размышлял о том, как все будет. Школа, работа, женщины, новые дети. Все заложено в нем. Даже его смерть.
— Ах ты, малютка, дружочек, — прошептал Йоаким. На глаза невольно навернулись слезы. Он согнул свой огромный указательный палец, осторожно разжал красный кулачок, и малыш крепко обхватил ладошкой его палец.
Вдруг до него дошло, что Сюзанна открыла глаза и смотрит на него. Он нащупал на одеяле ее руку — влажная, вялая, горячая. Чувствуется, как под кожей пульсирует кровь. Некоторое время они смотрели друг на друга. В ее глазах светилась нежность, какой он никогда раньше не видел.
— Что скажешь? — наконец прошептала она сухими потрескавшимися губами, и тут он всерьез прослезился и с трудом выдавил:
— Он просто чудо.
Видел, какие у него красивые волосики?
— Да, густые, темные.
— Как у тебя.
— И у тебя.
— Потрогай, какой он теплый.
Сюзанна взяла его руку, положила на спинку ребенка. Тот тихонько мяукнул и закрыл глаза.
— Смотри, он спит, — сказала Сюзанна. — Хочешь его подержать?
— А можно?
— Конечно, можно. Пускай запомнит нас обоих, хоть и во сне. — Помолчав, она сказала: — Ужасно хочу пить.
Йоаким вскочил, сбегал принес стакан воды. Для Сюзанны задача оказалась нелегкой, ему пришлось просунуть руку ей под спину, чтобы помочь сесть.
— Мне так жаль, что я не был рядом, — сказал он.
— Мне тоже. — Она бросила на него долгий взгляд поверх стакана с водой, но смотрела без упрека, только с сожалением. — Все случилось так быстро.
— Очень было скверно?
— Сейчас я об этом не думаю, — храбро сказала она, отдала ему стакан и опять легла. Йоаким сел на стул.
— А где Дитте?
— Спит в соседней палате. Пожалуй, для нее стресс оказался великоват. Она потом просто погасла как свечка.
Читать дальше