Светлана Викарий - Вот моя деревня

— Я действительно теряю на него время, мама права. — Говорила она себе.

Однажды в воскресенье в доме появилась его дочь, с ребенком. Вика приветствовала ее привычным «Ола»! Женщина кивнула, на тридцать секунд задержала свой проницательный, как у отца взгляд, больше не проронила ни слова. Заговорила с отцом на каталанском диалекте, который Вика не понимала… О ней забыли, словно ее и не было в доме. Дочь ушла, так же вежливым кивком простившись. Лобо остался взволнованным, чувствовалось, что он переживал разговор с дочерью. Она поняла, что иллюзии кончились. Не слишком уж она дорога ему.

Она устала. Устала делать эту трудную работу — создавать отношения с человеком, который совсем не был ее судьбой. И ни он, ни она в этом были не виноваты.

Антонио Гауди, попавший под трамвай летом 1927 года, вот уже почти сотню лет кормил этот город ярких ящериц, которых сам выдумал и расселил по городу. Ящерицы плодились с огромной скоростью. Они превратились в живые деньги, на которые каталонцы, земляки великого маэстро нажили огромные капиталы. Боле того, ящерицы Гауди превратились в некие фетиши, которым стали поклоняться и остальные испанцы, устремившиеся к солнечным берегам Каталуньи: Коста Браве и Коста Дородо, где пляжи белые и можно километры идти в море, удивляясь, и восхищаясь прозрачностью и нежностью воды. Без веселого и разгульного Лоррет де Мар, спокойной, умиротворенной Тоссы, ныне не представляет жизни ни один испанец.

Теперь маэстро Гауди кормит и смуглых, как пережаренные пирожки пакистанцев, бойко торгующих на многолюдной Рамбле сувенирами от Гауди, и гибких арабов, продающих шаверму и испанкие бокадильо, и замкнутых в своем далеком и огромном китайском мире китайцев. В своих магазинах-стописетниках по дешевке, лихо продают они адаптированные в пепельницы и подсвечники рисунки великого каталонца.

А теперь в Барселону ринулись нищие румыны, с застывшими от тоски взглядами. Украинцы съехались сюда со всей Украины, и шумят и гекают, и рады несказанно, что могут заработать евро, чтобы послать своим мамкам и детям.

Грузины, претендующие быть едва не кровными братьями испанским баскам, регулярно отправляют деньги своим толстым грузинкам, обремененным детворой. Теперь и русские, обиженные на свою судьбу и неласковую к ним Россию приехали поискать счастья в этой благодатной земле, освещенной гением Гауди. И едут, и едут, и едут…

Лобо сказал по телефону, что рождество встретит с семьей брата. Она ответила ему, да, да, конечно, и даже не удивилась. Он не впускал ее в свое святое. Неприятно что-то дрогнуло внутри, вспомнила, как однажды они заехали в кафе на Рамбле Ситчеса. Он принес две чашки кафе и одно пирожное, сказал: «Для двоих».

— Я не хочу. — Поторопилась она.

Теперь она отмахнулась от неприятного воспоминания. Разве все русские мужчины щедры! Но присущее русской женщине стремление к идеализации желаемого объекта снова потерпело крах. Поэтому когда синьора Майте сказала, что к сожалению должна ее уволить, ведь почти месяц рождественских праздников их не будет дома — ей будто объявили амнистию. Майте искренне пыталась понять, чему обрадовалась эта странная русская женщина! В ее удивительно потеплевшем взгляде мелькнула мысль о загадочной русской натуре. Она сердечно сочувствовала ей, лишая ее работы. Но интересы семьи были выше, зачем платить за месяц, который они будут отсутствовать, кроме всего, после Нового года она, она оставляет офис менеджеру и намеревалась находиться дома весь день. Дела ее в бизнесе шли не очень хорошо. А домработница может быть приходящей. Это гораздо дешевле.

— Я постараюсь найти тебе полноценную работу, я позвоню своим знакомым. — Стала обещать она.

— Не надо, сеньора. Я возвращаюсь домой.

Вика с облегчением сбросила с себя «лягушачью шкурку» униформы, и улыбаясь себе в зеркале, сделала тщательный макияж, который еще ни разу не видела сеньора Майте. Она распустила свои прекрасные волосы, улыбнулась, теперь уже далеко не сдержанной улыбкой, и в последний раз поблагодарив удивленно застывшую Майте, исчезла за дверью.

Через сутки она уже ехала в автобусе по Германии, и торопила время своего прибытия домой, к сыну и матери. Номер телефона Мариано она удалила из своего телефона вполне твердой рукой.

А дальше… дальше началась русская жизнь, полная таких передряг и парадоксов, которые только в страшном сне могли присниться благополучным испанцам.