Магда Сабо - Пилат

Антал ушел от Изы в пятьдесят втором году, в пятьдесят третьем она бросила клинику и уехала из родительского дома; и вот всего каких-нибудь полгода тому назад ей удалось обзавестись сносной квартирой в Пеште. Две комнаты с холлом, комната для прислуги — писала о квартире Иза; обстановка пока еще не окончательная. Этому-то они с Винце ни капли не удивились: непросто создается дом, ох как непросто. Площадь квартиры, видимо, примерно такая же, как в их доме, только сада вот нет; но, может, балкон удастся приспособить как-нибудь. Что за счастье будет обставлять жилье Изы, какая это будет радость, когда в один прекрасный день дочь вернется домой, а все уже закончено, все стоит на своих местах, привычных с детства, а на столе — горячий обед, приготовленный матерью.

Старая даже нарисовала квартиру Изы на листке бумаги, как она ей представлялась, и прикинула, что куда станет, как разместится мебель. Получалось, правда, не так просторно, но зато умещалось все, кроме кухонного стола и шкафа: Иза, глупая, додумалась оборудовать кухню встроенными шкафами, так что теперь, хочешь не хочешь, придется-таки продать кое-какие вещи, — а ведь из какого прекрасного материала они сделаны, на них и краска-то лишь чуть-чуть вытерлась, так они с Винце их берегли. Она рисовала прилежно, с наслаждением; маленькими дужками обозначала стулья, квадратиками — столы, прямоугольниками — кровати. Чертежик она заботливо сложила и спрятала; когда придет Иза, можно будет вынуть его из сумки — и хоть сейчас же берись за дело. К тому времени и мебель вся будет на месте, Иза перевезет ее на грузовике. Так что найдется им чем заняться, когда приедут в Пешт. Но это ничего, она даже рада, ведь это такое приятное дело — вить гнездо.

Иза не приезжала целую неделю.

Когда на третий вечер на ночном столике зазвонил телефон, старая уже заснула и, вскочив в испуге, ощупью пошла к двери искать выключатель. С настольной лампой обращаться она не научилась и всегда зажигала верхний свет. Неловкими, трясущимися пальцами она схватила трубку, чувствуя панику, такую же, как дома всякий раз, когда настойчиво трещал звонок междугородной. Старая вообще относилась к телефону со страхом — как к усмиренному, но затаившему злобу зверю.

Иза, как выяснилось, звонила уже из Пешта. Старая в растерянности сжимала трубку. Как так — из Пешта? Почему она оставила ее здесь?

— Вышло немного не так, как я рассчитывала, — сказала Иза, — пришлось по-другому спланировать время. К тому же я подумала, что лучше поехать вперед и все подготовить к твоему приезду. Ты слышишь меня, милая?

Она слышала ее.

— Ты приедешь, а все уже готово. Ты рада?

Старая совсем не была рада, но не созналась в этом. В. конце концов, ей действительно следовало ценить, что за нее снова все сделали; но когда она вспоминала про листок, лежащий в сумке, слезы навертывались на глаза. Вот было бы славно самой обставить новый дом! А так — опять Иза мучилась с каждой вещью. Иза и на сей раз не доставит ей той радости, на которую они с Винце надеялись перед каждым рождеством; о, если б хоть раз, один-единственный раз Иза забыла купить им подарки и, когда семья соберется у елки, в мерцающих огоньках свечей блестели бы лишь дешевенькие мелочи, купленные ими для дочери. Но Иза появлялась у них с кучей подарков, рядом с которыми таким убогим выглядело все, что они тщательно выбирали, торжественная минута зажигания свечей каждый раз омрачалась неловкостью и стыдом, да к тому же им казалось, что ради них, ради вечера у елки дочь пожертвовала какой-то очень важной работой и, наверное, совсем не рада празднику.

— В четверг буду у тебя, — пообещала Иза. — Приеду поездом. Если хочешь, жди меня на станции. Пообедаем и сразу отправимся. Возьму тебя в зубы, как собака щенка, и притащу в Пешт. Я так соскучилась по тебе, мама!

От этих слов обида прошла, утихла, хотя до четверга было еще целых четыре дня, и старая понятия не имела, как проведет это время. Жди — сказала дочь. Она смаковала это слово даже на другой день, когда гуляла между санаторием и деревней, смотрела на поля, уже готовящиеся к весне, вдыхала предвещающие близость тепла запахи талой земли, древесного корья, горький аромат прошлогодних листьев. Заглядывала она и в лес и ходила по тропе, бегущей параллельно дороге — так было спокойнее, — время от времени наклоняясь и поднимая веточку или сучок. Когда в первый раз они затопят с Изой печку, то разведут огонь собранным ею хворостом. Она высушит его в номере, там всегда жарко, теплый воздух идет из-под окна, от какой-то железной решетки. Если положить сучья на эту решетку, они скоро станут сухими и твердыми, как кость. Когда она будет подбрасывать их в печь, они напомнят о родной земле, о старом их доме, и все будет так, словно ничего не изменилось, не оборвалось и жизнь, прежняя жизнь, идет, как шла.