Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

— А малыш Руэнов — припадки-то и судороги у него стали куда как реже.

— Может, просто перерос…

— А может, лавандовая вода помогла. Не будь таким скептиком.

Люк вскинул руки, изображая, что сдается, и засунул в карман рубашки стебелек лаванды.

— Я не скептик, Вольф. Веру в чудодейственные свойства лаванды вколачивали в меня с детства.

Раздался мелодичный голос Лорана:

— Господа, дамы ждут.

Он указал на телегу.

— Спасибо, Лоран, — сказал Якоб, собирая письменные принадлежности. — Увидимся дома, — добавил он, обращаясь к Люку, и, взяв под руку Вольфа, осторожными шагами направился к телеге.

— Если хочешь, могу помочь тебе с оборудованием. Что делать? — вызвался Лоран.

— Подержи вот тут, — Люк показал на шейку «Кигнета». — Сперва надо разобрать эту штуку.

Они были так поглощены своим занятием, что даже не заметили, как Фугасс через десять минут вернулся с Цезарем.

— Добрый вечер, Боне, Мартин.

Молодые люди подняли головы. Люк отер губы тыльной стороной руки и кивнул.

— Спасибо, что привели осла назад, но мы бы и сами справились.

— Знаю, — согласился пекарь, скармливая ослику огрызок яблока. — Хороший день?

Люк кивнул.

— Отличный урожай.

Фугасс посмотрел вдаль через долину.

— В такой день, как сегодня, легко делать вид, будто наша жизнь не превратилась в сплошное безумие.

— Наслушавшись отца, я, пожалуй, и в самом деле соглашусь. Наша — не превратилась. Париж — вот где царит безумие.

— Да, тут вы правы.

Люк помолчал.

— Месье Фугасс, вы хотели поговорить со мной? Просто…

— На самом деле с вами обоими. — Пекарь тихонько вздохнул. — Дело весьма деликатное.

Люк начал слегка нервничать. Что-то в твердом и прямом взгляде Фугасса внушало ему беспокойство.

— Может, присядем, месье Боне? — Фугасс указал на скалистый пригорок неподалеку. — Лучше, чтобы нас не видели, — прибавил он, оглядываясь на ведущий к деревне склон.

Заинтригованный Лоран присел, но Люк не торопился следовать его примеру.

— О чем речь, Фугасс? Видите ли, я и в самом деле…

— Сядьте, Боне, — настойчиво повторил пекарь.

Люк медленно опустился на камень.

— Фугасс, сейчас пора урожая. Каждая минута на счету.

— Я понимаю. — Его старший собеседник словно бы совсем не замечал Лорана, зато не сводил глаз с Люка. — Очень надеюсь, что не ошибся, — в вас я чувствую гнев и патриотизм.

— По отношению к Франции, вы имеете в виду? — уточнил Лоран. Люк в немом изумлении смотрел на Фугасса — он совершенно не ожидал этих слов.

— Разумеется, — подтвердил Фугасс, потирая темный небритый подбородок и все так же глядя в упор на Люка.

— Месье Фугасс, мы французы! Патриоты! Мы ненавидим бошей. — Лоран невольно понизил голос — он не привык высказывать подобные мысли вслух.

Люк неодобрительно покосился на него.

— А к чему вы?

Пекарь помолчал.

— Я из отряда маки.

Если вспомнить жизнь этого человека, не приходилось удивляться, что он активист Сопротивления. Он одинок, замкнут, молчалив, и хотя дружелюбен со всей деревней, но очень сдержан, чтобы не сказать — скрытен. Рослый и крепкий, он тем не менее разговаривал тихо и кротко, держался почти застенчиво. Однако сейчас в нем не видно было ни кротости, ни застенчивости.

Фугасс шел на огромный риск, открывшись молодым людям. По всей стране участники Сопротивления жили бок о бок с коллаборационистами, но нигде они так не хранили тайну, как в Провансе.

Судя по всему, готовность Люка и Лорана закапывать родники, валить деревья и всячески препятствовать немецким солдатам и французским полицаям не укрылась от внимания этих людей. Сперва целью подпольщиков было просто уклонение от так называемых добровольных работ в Германии, но вскоре они стали участниками активного Сопротивления. В Любероне очень легко спрятаться от посторонних глаз — если умеешь ходить по холмам. А местным жителям скалистые склоны и козьи тропки были знакомы куда лучше, чем большие городские дороги. Ушедшие в горы люди стали призраками — их редко видали в деревнях, а зачастую о них даже и не слышали.

По всей Франции люди уходили из родных домов и вступали в партизанские группы. На юго-востоке страны такие отряды назывались «маки» — «лесная чаща». Члены этих отрядов стали символом французского патриотизма. Разношерстное собрание отдельных маленьких группок в холмах постепенно становилось все более организованным. Сердце Люка преисполнялось гордостью всякий раз, как до него долетали слухи об очередном акте саботажа против немцев. Порой навредить удавалось лишь по мелочи, порой они мешали врагам исполнить тот или иной приказ. Убивали фашистов маки редко, но все же иной раз случалось и такое.