Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

Мысли о задании тяготили Лизетту. Необходимость играть роль поддерживала девушку, придавала ей силы и мужество, способность забыть об условностях и ограничениях. Она нашла в себе новую Лизетту — веселую и проказливую, чувственную и лукавую — и была уверена, что эта новая личность надежно защитит ее подлинные чувства. Но Килиан, как и Люк, непостижимым образом сумел пробраться под эту броню: его неотразимое обаяние, нежность и щедрость в любви, все его достоинства безошибочно прокладывали путь к ее сердцу.

Но там обитал Люк: безмолвный, печальный, терпеливый. Там, в глубине сердца, Лизетта хранила его. Там он принадлежал только ей. И теперь, когда автомобиль Килиана въехал в Париж, ей чудилось, будто все вокруг окутано ароматом лаванды.

— Чувствуешь аромат?

— Брюквы-то? — пошутил Килиан, хотя Лизетта видела, что ему самому ничуть не смешно.

— Нет, лавандой пахнет.

— Она осталась далеко, на юге. У тебя разыгралось воображение.

Лизетта не могла с собой справиться. При виде Эйфелевой башни нахлынули воспоминания о Люке и угрызения совести, от которых девушка успешно отгораживалась все эти недели. Терзало и осознание того, как мало сделано за время тайных каникул.

— Что с тобой, милая? — встревожился Килиан. — Ты погрустнела.

— Жалею, что мы возвращаемся.

— Но ведь Париж прекрасен… Лето зовет.

Лизетта решила рискнуть.

— Ненавижу войну! Что она с нами делает! Почему никто до сих пор так и не убил Гитлера?! Заключили бы мир, все бы стало по-прежнему…

Килиан метнул быстрый взгляд на водительскую перегородку — закрыта ли.

— Тсс! Не говори так.

— Но ты же согласен?

— Знаешь, многим хотелось бы найти какое-то решение и положить конец войне.

— Маркус, давай начистоту. Если многие так думают, почему все бездействуют? К чему терпеть этого негодяя, который твердит, будто бы любит Германию, а сам посылает ее сыновей на бессмысленную смерть?

Килиан опустил откидное сиденье напротив Лизетты и пересел лицом к ней, надежно загораживая происходящее от Клауса.

— Лизетта, какая муха тебя укусила? Такие разговоры очень опасны. Не забывай, где ты находишься. Не забывай, с кем!

— Ты сам знаешь, что это правда!

— Разумеется, — сдавленно подтвердил он.

— Так сделай что-нибудь! Ты и твои соратники, которые хотят положить этому конец. Прекратите терзаться сознанием собственной никчемности и бесполезности. Действуйте!

На лице Маркуса отразился шок, вертикальная морщинка на лбу прорезалась глубже.

— А я, черт побери, действую! — рявкнул он, до боли сжав запястья Лизетты. — И довольно об этом!

— Я… прости, Маркус.

Он отвернулся, вне себя от злости.

— Кажется, я наговорил лишнего, — пробормотал он.

Лизетта прильнула к полковнику, понимая, что надо его разжалобить.

— Ах, Маркус, умоляю, я не хочу, чтобы между нами все так кончилось! Я хочу и дальше вести эгоистичную жизнь!

Килиан обернулся, холодно посмотрел на нее.

— А почему между нами все должно закончиться?

— Потому что мы вернулись к реальности, к продовольственным карточкам, к скуке и нищете. Как только дело пойдет к осени, снова воцарятся голод и холод. Солдаты гибнут под пулями, евреев гноят в тюрьмах, младенцы умирают от истощения. И во всем виноват один-единственный человек! — По щеке у нее скатилась слеза — отнюдь не напускная. — Надо прекратить это!

Столь нехарактерная для Лизетты вспышка не впечатлила Килиана.

— Лизетта, ты очень молода, — ответил он резко и жестко. — Разумеется, ты напугана — за что я виню только себя. Пойми, я не могу контролировать твои чувства, я и свои-то сдержать не в силах. Но ты права, нынешние идиотские приказы должны прекратиться как можно скорей, — твердо добавил он. — Наша армия на востоке несет тяжелейшие потери и отступает так быстро, что даже раненых с собой забрать не в состоянии. А наш вождь не желает признать поражения. Операция «Цитадель» в Курске была чистейшим безумием. Советы вернули себе сотни тысяч километров захваченной нами территории и не проявляют ни тени милосердия. Впрочем, этого и следовало ожидать, учитывая, как мы с ними обошлись, даже отступая. У вермахта не осталось никакой гордости, мы всего лишь кучка варваров под началом Гитлера. — Голос полковника звучал так напряженно, что Лизетта испугалась: вдруг Килиан не выдержит, сорвется. — Миллионы наших солдат пролили кровь, но за что? — простонал он. — Мои люди! Я не могу даже приблизительно измерить всю бездну своей вины за то, что они умирают на поле боя, пока я пью вино и веселюсь с тобой в долине Луары. — Он посмотрел Лизетте в глаза. — Я знаю, мы живем, точно в диковинном коконе, но ты ведь понимаешь, что англичане и американцы в любую минуту вступят на французскую землю?