Рядом с Кузьмой Захарьевичем, примостившись на ящике, скорняк сшивал шкуры суровой иглой. Прикладывал к груди, к плечам, распарывал и начинал сшивать снова.
— Получается, Кузьма Захарьевич? — с надеждой робко спрашивала Стрепетова, вглядываясь в план.
— Добро, Любушка, добро!.. Вот тут слабина только, — указывал карандашом куда-то в угол листа. — Здесь у нас прогалина… Эх ты, сволочь людская! — ругнул он Макса Ундера. — Ну ничего, побьемся еще…
Утром следующего дня Кузьма Захарьевич вывел обитателей дома на улицу и приказал им оглянуться на дом. Над крышей в легком утреннем сквознячке трепетал привязанный к антенне красный флаг.
— Порядок! — торжественно произнес полковник.
— Я бы, Кузьма Захарьевич, водрузил и монархический стяг, согласно убеждениям, — попросил Юра. — Белый, золотой, черный.
— Водружай! — согласился полковник. — Стяг не запятнан.
— Кузьма Захарьевич! — обратился Родионов. — Разрешите в редакцию отлучиться. Может быть, удастся шумнуть в прессе.
— Добро, — разрешил полковник. — Бей в колокола.
Против ожидания, Родионову пришлось задержаться на службе до самого вечера. Дело получалось слишком серьезное и запутанное. Сперва главный, выслушав о захвате квартир, обнадежил:
— Это, Паша, абсурд! Быть такого не может! Зови Кумбаровича, разберемся.
Кумбарович, однако, оптимизм главного не разделил. Выслушал обстоятельства дела, подумал и сказал:
— Не знаю, не знаю… Надо съездить к своим, посовещаться.
И уехал на казенной машине. Вернулся он часа через три, вместе с ним в редакцию проникли два бодрых, уверенных юриста с черными кейсами в руках. Заперлись в кабинете у главного, деловито разложили на широком столе извлеченные из кейсов бумаги. Тяжко легла посередине коричневая плита с надписью «Свод законов». Столбиком выстроились друг на друге книжки потоньше, справочники и учебники. Ворохом высыпались тонкие, несерьезные брошюрки, слепые бледные ксерокопии, газетные выкройки.
И закипела работа. Юристы, как два цирковых фокусника, перебрасывались бумажками, жонглировали книгами, шелестели легкими брошюрами. Едва один из них заканчивал фразу, другой подхватывал ее на лету, ловко управлялся с деепричастиями и сосподчинениями, и, не давая фразе остыть, швырял ее товарищу. Тот подхватывал ее и, словно борец на тренировке, расправлялся как с тряпичным чучелом, проводил подсечки и захваты, перекидывал через бедро, брал на болевой прием. Да, это безусловно были профессионалы, даже Кумбарович и тот восхищенно крякал. Постепенно до Родионова доходило, что дело их проиграно изначально, что есть две-три зацепки, но связаны они с неимоверными финансовыми затратами и долгой юридической позиционной войной. Что жильцам обреченного дома еще очень повезло, ибо за территорию под домом уже полгода бьются два концерна. Какой-то ловкий чиновник из префектуры сумел продать им одни и те же недра под домом, взяв за это две взятки. Чиновник этот, впрочем, был недавно найден без головы, в подмосковных болотах. Есть, есть одна зацепочка, есть одна корпорация под названием «Бабилон», которая могла бы побороться с этими гигантами, но опять же, причем здесь жильцы?..
— Но вот же «Свод законов»! — наивно указал пальцем Пашка на несокрушимую плиту.
Вдоволь насмеявшись, юристы сунули под нос Родионову какую-то мятую бумажонку:
— Вот! Вот реальность!
Бумажонка потрепетала и растворилась в ловких руках.
— Но ведь это захват, оккупация! — возмутился Пашка.
— Если бы… — покачали головами юристы. — Если бы обычная оккупация… Но это не обычная оккупация. Просто земля продана.
— Земля продана, — пояснил Кумбарович. — А что продано, то не завоевано.
— Что продано, то продано! — заключили и юристы.
— Но так всю Россию можно продать! — возопил Родионов.
— А и продана, — восторженно подтвердили юристы. — Да так продана, что и дважды, и трижды… И все законно, без нарушений. Приватизация. Костромскую область, к примеру, четыре раза продали, там большая драчка назревает, надо бы успеть…
— Успеем, — спокойно сказал его товарищ, убирая документы в кейс. — А нет, так в Клину поработаем. Или в Смоленске, там тоже дел хватит.
Юристы исчезли стремительно, как и появились, ухитрившись каким-то образом одновременно проскользнуть в узкую створку двери.
— Вот так, Паша, ничего не попишешь, — грустно сказал главный. — Пиши, не пиши, а все равно ничего теперь не попишешь…
Читать дальше