Юз Алешковский - Предпоследняя жизнь. Записки везунчика

Я был поражен всеми этими мыслями и считал их совершенно правильными; правда, осмелился заметить, что от кладовых памяти в микрочипах до возможности создавать высоконаучные виртуальные модели эпохи зарождения языков и особенностей их развития — видимо, еще дальше, чем от былого безъязычья до начала говорения, потом письменности и так далее; хотя, говорю, время пауз между эпохальными открытиями неуклонно сокращается и сокращается, и лучше уж не думать о моменте, когда сократится оно до предела, потом перестанет сокращаться вообще… тогда, говорю, возможно, со вздохом высшего облегчения прозвучит действительно последнее слово науки и техники: пиздец!..

«Слава тебе господи, мы с вами не доживем до этого, — грустновато усмехнувшись, сказал Михал Адамыч, — зато доживут до него обе наши души, к сожалению, а может быть, к счастью, ничего не помнящие о своих жизнях в стародавних своих, то есть в наших, верней, в бесчисленных телах».

Я часто ночевал у Михал Адамыча; во вполне содомические наши времена многие заподозрили бы меня в педрильстве, а его — в любви к молоденьким чувакам, клюющим на приличные бабки; ни тени ничего такого никогда не мельтешило между нами.

Однажды, извинившись, я что-то у него спросил о семье, о детях, о бывшей жене.

«Связишки всегда имелись, был и бездетный брак, — неохотно ответил он, — да вот толку от всего такого было еще меньше, чем от суходрочки… поднадоело все это до чертиков… бойтесь, Володя, нелюбви, особенно нелюбви в браке — ведь это чудовищно для обоих… главное, больше, чем полного банкротства и прочих бед, бойтесь потери любви».

В игре, как я, кажется, уже говорил, светила мне необычайная везуха; правда, случались недопустимые запарки, глуповатые риски, совершенно дурацкие блефы; допускал ошибки при таких мгновенных пересчетах игровых вариантов, что время казалось отсутствовавшим вообще; но я был мастаком (не от «масти» ли?) по части психологического проницания в состояния и игровые положения партнеров; умел интуитивно — то точно, то приблизительно — угадывать расклад картишек; умел и обосраться в расчетах; но в основном везуха перла такая, что я уж уверен был: вот так и будет она переть до конца моих дней; чем, думаю, не жизнь?.. можно учиться, заниматься своим делом, тачку купить, поглазеть на красоты одной шестой, пожить среди разноязычных людей… так мечталось мне — и вдруг…

Разумно допереть до причины однажды происшедшего было невозможно; оставалось гадать, происки ли это нечистой силы, верней, рока, или, как говорила баушка, своевременное вмешательство ангела-хранителя, недовольного глупым впадением порученного его заботам человека в гордыню совсем ненужной для души удачи.

«Вот смотри, Вовочка, — говорила она, — ангелы, которым видней что к чему, считают денежки полнейшим говном, поэтому и снятся нам вонючие кучи к получению именно их, денежек… но иные люди-то глупы, подлы, ничтожны и недальновидны… хоть четвертуй — не желают, идиоты, понимать знак, предостерегающий от алчной суеты, причем ради самой алчности, а не различных надобностей… наоборот, эти всегда будут рассматривать таковой знак как примету, поощряющую обогащение… денежки, ничего не скажешь, хорошо иметь, ведь без денег жисть плохая, не годится никуда… но из-за вечной, взгляни, беготни за ними — только изуродуешь судьбу жизни до неузнаваемости прежних надежд, потом черт знает чего во имя наживы не наворочаешь, кого не оставишь несчастным, если не вовсе загубишь… так что учти: умный человек должен знать меру и уметь довольствоваться малым… я ведь тоже дурой была одно время, а когда поумнела, дед твой, он тоже был дурак, поймал однажды золотую рыбку, так что подумай, говорит, Оля, и загадай хотя б одно желание… я, не думая, и загадала: дай Господь, чтоб не было еще хуже, чем оно есть… а хуже-то и не стало, наоборот, Гуталин подох да у деда твоего была добрая душа, несмотря на простоту недалекого ума… старость — видишь, что с телом делает, а с душой ничего ей не поделать… я уж не знаю, бессмертна она или временно дана на прокат, но какой была она у меня молодой, такой и осталась на девятом десятке, — вот что в жизни всего удивительней».

Ни во что из сказанного баушкой я тогда не въехал, пока не попал за все бабки, имелось уже которых у меня немало да вдруг не стало ни копейки; хорошо еще, что нашел в себе сил рыцарски смириться перед «довольно странным течением карт», взявших верх надо мною, в пыль повергших все мое самодовольство, мастерство, везуху.