Михаил Иманов - Чистая сила

— Не думаю, — отвечал он серьезно и как бы размышляя. — Но — не исключено. Это такой человек, что всего можно ожидать. Да — не исключено.

— А ценности у вас? — спросил я вдруг.

Он бросил на меня быстрый взгляд:

— Ценности? Ценности при мне. Они всегда при мне. А что вас заинтересовало?

— Я к тому, что он тоже может знать об этом.

— Не только может, — ответил он, четко выговаривая слова и чуть улыбнувшись, — но знает наверное. Потому что я не скрываю. Мне нечего скрывать. Это такая сила, которая… — но он перебил себя: — Это сейчас не важно. А все остальное вы сами поймете из разговора. Не хотелось бы вас предупреждать, но этот человек, он может говорить всякое. Он для того сюда и придет. Но, я думаю, вы сами разберетесь. Что же касается того, что он может, как вы выразились, «напасть», то думаю, что все же не посмеет. Хочу думать. Но — мало ли что. Но вообще: его задача не в том, чтобы самому взять, а в том, чтобы я сам отдал. К тому же…

Но здесь раздался стук в дверь: мы оба повернулись и замерли. Стук повторился.

— Он, — прошептал старик. — Все! Все! Он задернул портьеру и громко спросил:

— Кто там?

— Судьба, — прозвучало из-за двери. — Открывайте.

— Сейчас, — стараясь сказать громче, произнес Никонов где-то с середины комнаты, но потом его шаги быстро приблизились ко мне и свет в ванной погас. — Сейчас.

Я приник к щелке, но не мог видеть Никонова, а только слышал, как повернулся ключ в замке и дверь отворилась. Никонов прошел к своему стулу и сел боком ко мне, глядя в сторону двери. Потом я услышал, как дверь, по-видимому пущенная твердой рукой, захлопнулась с резким стуком, и в поле моего зрения оказался пришедший. Неожиданности не случилось — это был Ванокин.

Он подошел к столу, помедлил некоторое время, нехорошо улыбаясь и в упор глядя на старика, и потом как-то вдруг с размаху сел. Одет он был причудливо: на голове синяя шапочка с длинным козырьком, полукуртка-полужилет, без рукавов, синяя же рубашка в крупную клетку, на шее — что-то вроде тесемок; только брюки и сандалии были прежние: брюки узкие, а сандалии размера на два больше; в руках он держал трость (такую, какие продают на курортах — резную), на конце которой был приделан кусочек кожи. Это была уже не трость, а был стек.

Усевшись напротив старика, он шапочку небрежно бросил на стол, а стек аккуратно положил рядом и стал медленно перекатывать его пальцами.

— Ну что ж, бесценный Владимир Федорович, — проговорил он, закидывая ногу за ногу и заводя руку за спинку стула. — Время расчета — посчитаемся?!

— Прошу вас вести себя прилично, — быстро сказал старик, впрочем, довольно сдержанно. — Иначе я не буду с вами говорить и вам придется уйти.

— Ну что вы, — протянул Ванокин. — Что за детские фантазии: и говорить вы будете, и уйти я никуда не уйду. Что за фантазии! И разве это в вашей воле? Нет, бесценный Владимир Федорович, я вас об аудиенции только из приличия известил, а разрешения не спрашивал. Я вам совсем не нужен для разговора, но вы, вы мне очень нужны, и не только для разговора. Если же вы будете благоразумны, на что я надеюсь, сочувствуя вашему нездоровью, то разговор наш может быть коротким. Подумайте, что здоровье — бесценный дар. И в ваших летах о нем следует заботиться особо.

— Оставьте мое здоровье в покое! — резко воскликнул старик.

— Вот именно, — так же развязно продолжил Ванокин, — об этом я и пекусь, о том, чтобы и вы и здоровье ваше оставались в покое. Потому и призываю вас проявить благоразумие.

— Что вы хотите?

— Как — разве вам это неизвестно?! Ну, вы даете, доложу вам.

— Говорите, что вы хотите от меня, или… уходите.

Последнее старик выговорил тяжело и прерывисто дыша.

— Как все-таки вам вредно нервничать в вашем возрасте, — проговорил Ванокин, качая головой. — Так и до беды недалеко. Но я и это предусмотрел. Вот — оцените!

При этих словах Ванокин полез в карман брюк и достал пузырек; судя по всему, это было «сердечное». Он поставил пузырек на стол перед собой и, вытянув указательный палец, стал его подталкивать к старику, как в игре, стараясь вести по прямой. Доведя до центра, меж собой и стариком, Ванокин отдернул палец и сказал:

— Вот.

— Я прошу вас говорить, — слабо сказал старик, намеренно не глядя на пузырек.

— Говорить? Будем и говорить. Только я вас хотел еще спросить: как это вы, при своем некрепком здоровье и зная, скажем, неблагоприятное к вам отношение с моей стороны, решились встретиться со мной один на один? Опрометчиво, не правда ли?