Александр Жебанов - Принцип Нильса Б.

— Эй, ты! — раздалось сверху вдруг. — Я тебя знаю.

Я поднял голову и увидел в кроне шелковицы незнакомого мальчишку. Примерно моего возраста и, видимо, из местных: черноглазый, наголо бритый, в потертых шортах, на шее, на шнурке, качался ключ. В том, как он окликнул меня, как сидел: развалясь, с ленцой покачиваясь на ветке, — чувствовался хозяин территории. Как вести себя в подобных ситуациях, я не знал и, немного подумав, спросил:

— Откуда?

— Мой папка твоего возит.

— А-а! — обрадовался я: уж кто-кто, а дядя Ильяс свой человек. — Знаю, знаю — он еще рыбу ловит!

— Ага, вчера трех сомов поймал — вот таких! — Мальчишка показал. — Тебя как звать?

— Кирилл.

— А я Джалал, — он нагнулся и заболтал ободранными смуглыми ногами. — Айда сюда!

Я посмотрел на свои новые белые шорты и тенниску и уже представлял, как огорчится мама, если они потеряют свою белизну. Это одно. Другое. Признаться, у меня не было опыта лазанья по деревьям, и это было гораздо огорчительнее первого. Я еще раз взглянул на дерево и, вздохнув, пошел на казнь…

Я мужественно елозил ногами по гладкому стволу и что было сил тянулся руками — результат выходил ничтожный. Джалал помогал советами, а потом подал руку. Дальше было легче. И когда я сидел на одном суку с ним, в тенистой кроне, испытал некоторую гордость — тоже сумел!

Тут мне и объяснили, что здание внизу — «газировочная». Там работает мама Джалала. Сам он — младший в семье, кроме него есть еще трое старших братьев и две сестры. И он уже дважды дядя — в общем, ужас как интересно!

Джалал пожелал угостить газировкой, и мы слезли. Мама моего нового знакомого оказалась пожилой полной женщиной, и пока она разговаривала с сыном по-своему: отрывисто и резко, я оглядел помещение. Тут было прохладно и сыро: кафельный пол; стояли баллоны с газом; гудели охладители воды; покачивались липучки для мух, облепленные насевшими паразитами. Вполголоса переговаривались мужики, пившие пиво.

После Джалал позвал к себе домой, а я вспомнил про отца. Надо было его предупредить. Так мы и сделали.

Папаня сидел за своим столом со статуэткой ахалтекинца справа, флажком республики слева и портретом Мульк-баши над всем этим. «С кем это ты познакомился? — спросил папка. Не успел на улицу выйти…» Тут я впервые осознал, что искренняя дружба не требует долгого времени, время для нее убыстряется — было ощущение, что с Джалалом знакомы давно: месяц ли два — а для отца всего полчаса…

Я пришел домой и грохнулся на кровать. А наутро Грея вывести не смог. Как болело мое тело! Ох, как болело мое тело! Я стал как тряпка: вялый и расслабленный. Ну, ладно «тряпка» — ныла каждая жилочка, каждая клеточка. Я был болезненной тряпкой — вялым растением. Те места, которые касались постели, молили, взывали: не троньте нас — мы так болеем… Я был скручен, растянут и отпущен. И не все встало на место. Те места, которые продолжали быть скрученными (скрюченными, скорченными), давали знать: болела — кругом — поясница; ломили плечи — казалось, их выкрутили и вбили на место; а икры и голени задрожали и налились усталостью лишь встал… Да, я был разбит, был выжат, измочален… Повалился обратно.

Поминутно пристанывал. Ворочался, поудобнее пристраивал тело и не находил покоя. Прихватывал зубами подушку. Ох, как было тяжко! Ох, как утомился! Хотел даже в школу не идти.

Мамуля прознала и прогнала под горячий душ. А потом сделала массаж. Стало легче. Она было порывалась встретиться с В.В., чтобы указать на недопустимость таких нагрузок на физически неокрепшие организмы. Еле отговорил.

А нагрузки только увеличивались. После разминок проводили различные старты, делали растяжки: полушпагат, «бабочку» — в конце играли в волейбол или баскетбол. За окном темнело, а тут, под светом мягко разгоравшихся ДРЛок, было ярко, азартно и весело. Мы стали более опытными и приносили с собой по две-три смены футболок. На те литры пота, которые сливались с нас, одной одежки не хватало.

После каждых занятий по три-пять часов дежурные вооружались тряпками, ведрами и швабрами. Швабры были широкие и захватывали по метру и более. Вот мы, отжав и накинув на эти поперечины мешковину, бегали с ними по залу вперед и назад. Спорткомплекс стал теперь для нас что дом родной. Сейчас он не казался таинственным и бездонно-огромным. Были здесь бассейн; пара борцовских залов, сплошь устеленных матами; наряду с баскетбольными площадками и наш фехтовальный зал. А еще больше кабинетов и несколько душевых, закрытых на замок.