Александр Зевайкин: Малец и море

«Около 40 тысяч юных граждан России ежегодно убегают из своих семей, еще 10 тысяч — из детских домов и интернатов. Не менее двух тысяч несовершеннолетних каждый год подвергаются сексуальному насилию и примерно столько же кончают жизнь самоубийством. Еще полторы тысячи погибают от рук взрослых. Детская смертность в России в три раза выше, чем в Европе.

17 миллионов детей России (каждый третий) живут за чертой бедности. Наша страна занимает первое место в мире по числу официально зарегистрированных сирот — более 530 тысяч человек. Каждый год в домах ребенка остается 15 тысяч новорожденных. Более 300 тысяч рождается вне брака. 170 тысяч родителей состоят на учете как неблагополучные, половина из них — матери. Матери-одиночки умерщвляют 200 детей в год. 25 тысяч родителей каждый год лишаются родительских прав. В стране более 600 детских благотворительных фондов.

Все эти цифры и факты взяты из докладов высших федеральных чиновников. Но именно на уровне государства для неблагополучных детей не делается минимально необходимого».

Танюха задумалась. И откуда в этой кипе газета такая взялась? Она никогда таких не покупала. И странно, что раскрылась она именно на этой статье. Вот и Тёмка. Родители в загуле, Василич к брату в Сызрань уехал. И куда теперь мальчику деваться? Почему всегда так? Одни яхты покупают, подводные лодки, замки средневековые на Лазурном берегу, а другие даже штаны новые купить не могут. Все не то. А что она может сделать? Хоть что-то. Теперь она уже не сомневалась в своем решении.

Когда Тёмка проснулся, на кресле его уже ждала сложенная высокой стопкой новая одежда. Парадный костюмчик, два комплекта повседневной одежды, спортивный костюм, туфли и кроссовки. Мальчик покосился на нее, но ничего не сказал.

— Это тебе.

— Всё?

— Конечно. Иди умывайся, а я пока завтрак приготовлю. А потом обновки примерять будем.

Накормив мальчика завтраком, она с удовольствием погладила его по голове: мягкие волосы приятно ласкали ладонь, и ей это нравилось. Ей вообще понравилось о нем заботиться. Ей нравилась его робость, его рассудительность, восхищенный чистый взгляд, и в глубине души тихий голос шепнул в самое ухо: «А если?..»

— Ты знаешь, у меня накопилось немного работы, часа на два, не больше, а потом мы поедем за чайкой. Я уже звонила, она в полном порядке и просится на волю. Но раз ты ее спас, ты и выпустить должен. Можешь пока посмотреть телевизор.

Мальчик пожал плечами, без энтузиазма приняв ее предложение.

— А может, музыку включить? Ты какую любишь?

— Тихую.

— Ладно, — улыбнулась Танюха, такой гость ей нравился, — есть у меня и такая.

— А можно еще… — несмело начал мальчик, но запнулся. — Немного бумаги и карандаш.

— Сколько угодно бумаги и сколько угодно карандашей. Пойдем со мной в кабинет, там и возьмешь.

Как и обещала, через два часа Танюха спустилась в холл. Тёмка увлеченно рисовал, но, почувствовав ее присутствие, обернулся и встал.

— А можно посмотреть? — полюбопытствовала девушка.

— Да это… так… наброски.

— Ничего, ничего, я непривередливый критик, — улыбнулась она, но просмотрев несколько рисунков, не сдержала возгласа восхищения, — Да ты, парень, талант! Любишь море?

— Да.

— И парусники? Да ты романтик. Надо же, какой красивый кораблик!

— Это не кораблик, это чайный клипер «Катти Сарк», самый быстрый парусник девятнадцатого века.

— Надо же! А почему «чайный»?

— В девятнадцатом веке в Европе очень ценился чай. А возили его из Китая, вокруг Африки, поскольку Суэцкого канала еще не было, весь путь занимал больше трех месяцев. От долгого лежания чай портился, и поэтому надо было торопиться. Клипера были специально созданы для океанских гонок. У победителя гонок чай брали дороже на шесть пенсов за каждый фунт. Но тут дело было не в деньгах, тут дело престижа. Но самым знаменитым в истории чайных гонок был клипер «Ариэль» и его капитан Кей. В Индийском океане, матросы не зря боялись и посматривали вверх, среди ночи раздался треск, сломалась брам-стеньга, верхняя часть мачты. Для ремонта брам-стеньги в открытом море надо забраться на верх мачты, закрепиться ниже надлома, поймать сломанную часть, которая бешено носится над головой, установить ее на место и прикрепить к брусу, поднятому снизу и все это проделывается на высоте тридцати метров, под жуткий рев ветра, тогда как парус брам-рея бьется, слепит, царапает и норовит сбросить вниз. И все производилось ночью, практически в кромешной тьме.