Данил Гурьянов: Туда и обратно

На миролюбивой ноте они поспешно разошлись.

Антон опустился на диван, смотрел на экран, но не воспринимал фильм.

У него был шок.

Римма любила своего мужа, постоянно рассказывала о нем. Гордилась им. Скучала по нему.

Влад очень серьезно относился к своей семье. Он был порядочный и умный.

Как же так?..

Просто грязь. И слабость человеческая.

Антон встречался только с одной девушкой и очень уважал ее. Год длились их отношения, дальше поцелуев дело не заходило. Это была романтика непорочной юности.

Почти каждый вечер они бродили по городу. Когда-то красивые дети, теперь — смазливые подростки, свежие, с ясными глазами, в которых еще не прижилась боль.

Все проходит, и иногда раньше, чем думается. Встречаясь с Антоном, барышня забеременела от одного полудурка из богатой семьи. Что делать — вышла за него.

Люди, способные на предательство, стали отвратительны Антону.

Римма и Влад, в которых он влюбился, как щенок, оказались такими же.

Голая блондинка с криком вонзала кинжал в мужчину, на котором сидела. Пошла реклама.

Антон был погружен в негатив.

Еще пять дней, и он уедет отсюда. Он не покажет им своего разочарования. Но теперь он сам по себе.

Его настроение не приходило в норму, он чувствовал шторм, возмущение плескалось, в душе поднималась и поднималась тина.

Шляющейся походкой приблизился взлохмаченный Аркадий. Тоже сел на диван, только с другого края.

Еще тебя не хватало, подумал Антон. Он опасался неадекватных людей.

Вчера в столовой он заметил, как в начищенной ложке отражается вентилятор. Вертится себе, маленький, в ложке, как ромашка. А наверху большой, настоящий. Интересно. Антон ел и посматривал на потолок. Даже не думал ни о чем.

Все уже почти разошлись. Аркадий ужинал за соседним столом. Что-то громко сказал. Антон заметил, что взгляд черных внимательных глаз направлен на него.

— Когда ешь, смотреть нужно в тарелку! — серьезно и звучно повторил, погрозив пальцем.

Антон покраснел, постарался не глядеть ни на Аркадия, ни в потолок и быть непринужденным. Немногие остальные смутились.

— Может, вы перестанете этим мотать?

Был очередной блок рекламы, и громкость уменьшили. Голос Аркадия прозвучал резко, будто он еле сдерживался. Все обернулись. Взгляды сошлись на Антоне, как на раздражителе, от которого должна последовать ответная реакция.

— Что вы называете «этим»? Мою ногу? — вспыхнув, произнес Антон агрессивным, даже высокомерным тоном. Он имел привычку покачивать, вращать ступней, как нервозная кошка кончиком хвоста. При этом тут же заметил, что пальцы вертят истрепавшийся туго скрученный фантик.

— Аркадий! — дружелюбно вмешался Бородатый. — Мы живем в свободной стране, каждый может мотать чем хочет!

Тетки с готовностью засмеялись, даже NEFERTITI улыбнулась, бросила на мужа добродушный взгляд. Напряжение как рукой сняло.

Антону стало стыдно. Он не прошел проверку. Окрысился на человека убогого, безвинно и пожизненно наказанного, закрытого в одиночном мире… Получалось, что на зло он немедленно отвечал злом — даже не разобравшись, имеет ли на это право?

Антон вспомнил случай из детства. На белой стене дома он заметил какую-то странную серую звездочку. Было непонятно — то ли паук греется на солнце, то ли неизвестное явление природы обнаружено. Антон подобрал веточку, чтобы тронуть это, узнать. Неподвижный секунду назад, паук бросился на опасность с такой внезапностью, что ребенок с ужасом отбросил все в сторону.

Этот эффект неожиданности глубоко врезался в память. Паук предстал грозным, страшным. А на самом деле? Маленькое испуганное существо…

Все такие. Кроме Бородатого.

В коридоре появился Влад. Кивнул Антону издали, что-то сказал одними губами, типа «все», ушел обратно.

Аркадий, широко открыв глаза, смотрел в пол, будто что-то осмысливал. Или просто отключился. Остальные следили за экранными событиями, комментировали иногда.

Входить в комнату было гадко.

Влад лежал на кровати, Римма сидела. Полностью одетые. Молчали, будто после погребения. Антон принялся рассказывать о фильме, делал вид, словно ничего не произошло.

— Как стыдно, — пробормотала Римма, печально улыбаясь, бросив взгляд на Антона. — Как стыдно…

Она быстро ушла. Антон выключил свет, расстилал постель в темноте, хотелось скорее спрятаться, отгородиться. Грязно, неприятно вокруг… Но молчание с Владом воспринималось мучительно. Антон стеснялся показать свое неодобрение, не стремился игнорировать, не хотел, чтобы его считали дикарем и ханжой. Поэтому стал рассказывать о том, как неудобно получилось с Аркадием. А еще потому, что хотел немедленно выговориться.