Данил Гурьянов - Золушка

Раиса Кузьминична нажала «плей», открыла глаза.

Она пятнадцать минут не отводила взгляда от экрана, а когда было невыносимо, делала звук еще громче, а когда было ужасно невыносимо, улыбалась, потому что дождалась своей казни.

…Действие продолжалось с другой русской девушкой.

Раиса Кузьминична выключила. Посидела, согнувшись, закрыв глаза, вздрагивая время от времени…

…На другой кассете был документальный фильм о дочери. Снятый для западного канала «Е». Какие-то люди с грустными лицами чередовались, что-то рассказывали о ней, наверняка хорошее — телепоминки. В промежутках — приличные отрывки из фильмов, стоп-кадры, фотографии. Ее улыбки, улыбки, улыбки… Обаяние ребенка. Она действительно оставалась ребенком. Глупым…

МНОГО УЧИЛА.

…и добрым.

Старела к своим двадцати трем…

Получила что-то типа порно-«Оскара», к микрофону вышла, шатаясь, несвязно благодарила, устало посмеивалась, вульгарно посылала воздушные поцелуи — была пьяная или одурманенная наркотиками. Эту сцену показали в передаче дважды. Раиса Кузьминична, зажав ладони между колен, раскачивалась из стороны в сторону. Как от физической боли.

Была куколка. Немного избалованная, с характером, но домашняя, ласковая. Мама приходила с работы, девочка готовила что-нибудь.

В пятнадцать забеременела. От кого-то. Как страшное наказание, неизвестно за что. Ад.

Бросила школу, училась на кондитера. Связалась с дурной молодежью.

Мать устроила ее в пединститут. Терпимо прошел год. Взбаламутила одна идиотка… Уехали в Москву. С детства мечтала стать актрисой. Решилась.

Танцевала стриптиз, как оказалось.

Одно, другое, третье не известно…

Позвонила из Калифорнии. «Меня пригласили в сериал! Я буду великой звездой! Меня будет любить весь мир! Ты хотя бы понимаешь это?! Вау!»

Ее счастливый голос был укутан шумом океана. Мать осталась одна. За окном выл осенний ветер, верхушки тополей грустно мотались под серыми тучами.

ТЫ ДОЛЖНА БЫЛА ЕХАТЬ И ЗАБРАТЬ ЕЕ.

Хватит, хватит… Никто бы не поехал и не забрал. Легко говорить сейчас…

Раиса Кузьминична еще больше ушла в работу. Стала директором.

Позвонила незнакомая русская эмигрантка. Сообщила о гибели. От передозировки.

Она жила и не знала, что ее ждет этот страшный час.

Не было тела, похорон, людей. Известие и прежняя жизнь. Не во что перевести горе. Все по-прежнему. Некуда побежать, нечего сделать, некому сказать. Плакать… Она и до этого время от времени надрывно рыдала в одиночестве. Слезы кончались, все продолжалось. Разрядка ради себя. Это мелочевка.

Ей было стыдно перед дочерью.

Дочь не принесла своей смертью забот. Будто испарилась. Будто не было плоти. Оставила чистое горе. И это горе нельзя было рассредоточить на что-то внешнее.

Дочь уходила из мира, а она в эти минуты ничего не чувствовала.

ЖРАЛА ПЕЛЬМЕНИ.

Раиса Кузьминична взяла больничный. Но уже через день вышла на работу. Все говорили, что она плохо выглядит, и умоляли идти домой. Она никому не обмолвилась о своем. Казалось, что тогда выудят откуда-то всю правду.

Не оставляли вопросы, она звонила эмигрантке. Узнавала дочь, новую…

Дочь…

…Которая пользовалась успехом. Хорошо зарабатывала. Глупила с деньгами. И влезла в долги. Катилась вниз. Теряла популярность. Пыталась поразить зрителей, коллег страшными рекордами. Была измотана бесконечными съемками. Случалось, не замечала, что она уже в другом фильме.

Ее кремировали. Прах развеяли на побережье.

Непостижимо.

Нет, непостижимо…

Раиса Кузьминична потребовала, чтобы ей прислали несколько фильмов дочери.

Бандероль пришла сегодня, в День учителя.

«Хай! — улыбнулась дочь Раисе Кузьминичне. — Ду ю лайк ми?»

Кадр остановили, уменьшили на черном фоне, написали имя и годы жизни.

Как ошпаренная, мать закричала, вскочила, стала метаться по квартире. Остановилась у окна и долго выла, зажимая рот руками.

Началось еще одно кино. Она выключила, пульт вылетел из мокрой ладони.

Долго сидела в углу, тишине… Успокоилась потихоньку…

В дверь позвонили.

Шевельнулась надежда. Кто-то пришел спасти.

ПОШЛА ТЫ, СПАСАТЬ ТЕБЯ ЕЩЕ…

Значит, черт принес кого-то…

Нога затекла, спина болела. Не разгибаясь, она похромала к глазку…

Губернатор.

…Удивительная реальность.

Она осмыслила. Глянула в зеркало, устало оценила себя. Открыла. Немного недовольная, чуть ожившая…

Он был с охапкой роз в белой бумаге и с пакетом еды.