М. Стедман - Свет в океане

На лицах близких надолго застывало выражение как у сбитых с толку игроков, которым сообщили, что правила игры внезапно изменились. Они изо всех сил пытались радоваться самому факту, что их мужчины пострадали не зря и внесли свой вклад в чудесную победу добра над злом. Иногда им это удавалось, и они проглатывали крик злого отчаяния, который так и норовил отрыгнуться, как принесенный в зобе птенцам корм.

Люди старались с пониманием отнестись к поведению ветеранов войны, которые увлекались выпивкой, затевали драки и не могли работать больше нескольких дней. Постепенно жизнь в городке вошла в привычное русло. Келли снова стал торговать бакалейными товарами. Старый Лен Брэдшо снова встал у прилавка своей мясной лавки, хотя его сын с нетерпением ждал, когда же отец наконец уступит ему место. Это было видно хотя бы по тому, как по-хозяйски он держался за прилавком, поворачиваясь достать свиную вырезку или голову. После гибели мужа в Галлиполи миссис Ингпен (у которой, похоже, не было обычного имени, хотя наедине сестра и называла ее Попси) взяла кузнечное дело в свои руки. Ее суровое лицо казалось высеченным из камня, а твердостью характера она ничуть не уступала железным гвоздям, которыми подковывали лошадей у нее в кузнице. На нее работали верзилы, от которых слышалось лишь уважительное: «Да, миссис Ингпен. Нет, миссис Ингпен. Все готово, миссис Ингпен», хотя любому из них она едва доставала до плеча.

Люди знали, кому можно отпускать в кредит, а кому нельзя, кому можно верить, что товар не подошел, и вернуть за него деньги, а кому веры не было. У Мушмора торговля мануфактурными товарами и галантереей шла особенно бойко перед Рождеством и Пасхой, а зимой повышался спрос на шерсть для вязания. Неплохо продавалось и женское нижнее белье. Терпеливо поправляя тех, кто неправильно произносил его фамилию, Ларри Мушмор неизменно проводил пальцем по тонким усикам. Он с изумлением наблюдал, как миссис Таркл все-таки открыла по соседству меховой салон, идея которого превратилась для нее в настоящее наваждение. Меховой салон? В Пойнт-Партагезе? Я вас умоляю! Через полгода салон прогорел, и Мушмор лишь кротко улыбался, выкупая складские остатки исключительно из добрососедского милосердия. Он перепродал их практически за ту же цену капитану парохода, отплывавшему в Канаду. По словам капитана, там спрос на меха был огромный.

Таким образом, к 1920 году Партагез превратился в типичный городок на западе Австралии, которым начинали гордиться его настырные и трудолюбивые жители. На покрытом травой пятачке возле центральной улицы возвели гранитный обелиск с именами не вернувшихся с войны добровольцев, которым больше не суждено взяться за плуг или валить лес. Некоторым из них едва стукнуло шестнадцать лет, и они никогда не продолжат учебу. И все же, вопреки всякому здравому смыслу, в городе продолжали их ждать. Постепенно город вернулся к прежней жизни, где судьбы обитателей тесно переплелись невидимыми для чужаков нитями, сотканными школой, работой и браками.

И остров Янус, связанный с материком только катером, приходившим четыре раза в год, походил на болтавшуюся пуговицу, которую вот-вот грозила оторвать Антарктика.

Длинный пирс был сооружен из того же эвкалипта, что привозили на железнодорожных платформах для последующей морской перевозки. В день прибытия Тома широкая бухта, вокруг которой раскинулся город, отливала синевой и сверкала, как шлифованное стекло.

Мужчины деловито сновали, разгружая судно и изредка перекликаясь друг с другом и свистя. На берегу тоже была толчея: лица людей выражали озабоченность, и все куда-то спешили, покидая порт пешком, на лошади или в легком экипаже.

Но в этой суете выделялась молодая девушка, кормившая хлебом чаек. Она бросала куски каждый раз в новое место и смеялась, видя, как птицы бросались за добычей, отпихивая друг друга и издавая пронзительные крики. Одна чайка умудрилась подхватить кусок хлеба на лету и тут же рванулась за следующим, чем вызвала у девушки новый приступ звонкого смеха.

Том вдруг сообразил, что даже не помнит, когда в последний раз слышал смех, лишенный грубости или горечи. На улице ярко светило зимнее солнце, и торопиться Тому было некуда. Через пару дней, встретившись с нужными чиновниками и подписав необходимые бумаги, он отплывет на Янус. Но сейчас еще не нужно вести вахтенный журнал, полировать призмы и заливать горючее в топливный бак. И рядом находилась девушка, которой было весело. И что, как не это, было лучшим подтверждением, что война наконец-то осталась в прошлом? Том устроился на скамейке возле пирса, подставил лицо ласковым лучам солнца и принялся наблюдать за девушкой, то и дело весело встряхивавшей волосами, будто забрасывая на ветру невод. Он следил за ее изящными пальчиками, казавшимися особенно тонкими на фоне яркого синего неба. Немного погодя до него дошло, что она очень миловидна. А еще чуть позже — что, наверное, даже прекрасна.