М. Стедман - Свет в океане

Ханна смотрела на него, сложив руки и не понимая, к чему он клонит.

— Чертовски неприятно, что он оказался в таком положении. Не говоря уже о его жене.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего такого, о чем вы сами не задумаетесь через несколько лет. Но тогда уже будет слишком поздно.

Она чуть повернула голову, будто пытаясь его лучше понять.

— Я просто хочу знать — вы этого хотите? Суда? Тюрьмы? Вы получили назад свою дочь. Может, есть какой-то другой выход…

— Другой выход?

— Спрэгг потерял интерес к этому делу, как только его бредовая версия насчет убийства лопнула. И раз дело будет разбираться в Партагезе, у меня есть определенная свобода действий. Не исключено, что и капитан Хэзлак сможет замолвить за Шербурна слово в Маячной службе. Если, конечно, вы тоже не станете настаивать на суровом наказании и попросите о снисхождении…

Лицо Ханны вновь залила краска, и она резко вскочила. Слова, которые годами накапливались у нее в душе втайне от нее самой, вдруг выплеснулись наружу:

— Я сыта по горло! Я сыта по горло тем, что мной все командуют и вмешиваются в мою жизнь, разрушая ее по своей прихоти! Вы понятия не имеете, каково это быть на моем месте, сержант Наккей! Как вы смеете являться в мой дом с такими предложениями?! Как вы смеете?!

— Я вовсе не хотел…

— Дайте мне договорить! С меня довольно! Слышите?! — Ханна уже кричала. — Никто больше не посмеет указывать мне, как поступать! Сначала отец считал, что лучше меня знает, за кого мне выходить замуж, потом весь проклятый город набросился на бедного Фрэнка как толпа дикарей! Затем Гвен уговаривает отдать Грейс обратно Изабель Грейсмарк, и я соглашаюсь! Я практически соглашаюсь! И не смотрите с таким изумлением — вы не знаете всего, что здесь происходит! А теперь еще выясняется, что эта женщина лгала мне в лицо! Да как вы смеете?! Как вы смеете предлагать мне снова плясать под чужую дудку?! — Она выпрямилась. — Убирайтесь из моего дома! Немедленно! Пока я… — она схватила хрустальную вазу — первое, что попалось под руку, — не запустила в вас этим!

Наккей замешкался, поднимаясь, и ваза угодила ему в плечо и, упав на пол, разлетелась на мелкие кусочки.

Ханна замерла, шокированная своей выходкой, и в ужасе смотрела на полицейского, будто спрашивая, не привиделось ли ей все это.

Наккей стоял не шевелясь. На ветру развевалась занавеска. В оконную сетку, громко жужжа, билась толстая муха. Глухо звякнул осколок, отлетевший в сторону и только сейчас упавший на пол.

После долгой паузы Наккей поинтересовался:

— Вам стало легче?

Ханна смотрела на него, открыв рот. Она никогда в жизни не поднимала ни на кого руку. И очень редко кричала. А с полицейским такое вообще произошло впервые.

— В меня бросали предметы и похуже.

Ханна потупила взор:

— Прошу меня извинить.

Сержант наклонился, поднял несколько осколков покрупнее и положил на стол.

— Как бы малышка не порезала ногу.

— Она на реке с дедушкой, — пробормотала Ханна и, махнув рукой на осколки, пролепетала, так и не закончив фразы: — Вообще-то я не…

— Я знаю, сколько вам пришлось пережить. Хорошо хоть, что вы запустили вазой в меня, а не в сержанта Спрэгга. — Он чуть заметно улыбнулся.

— Я не имела права говорить в таком тоне.

— Такое случается. Причем с людьми, у которых для этого куда меньше причин, чем у вас. Мы не всегда способны контролировать свои действия. Иначе я бы точно был безработным. — Он забрал свою шляпу. — Я ухожу и надеюсь, что вы подумаете над моими словами. Времени осталось совсем мало. Когда приедет судья и отправит их в Албани, я уже ничем не смогу помочь.

Он вышел на улицу, где яркое солнце выжигало с неба последние тучки на востоке.

Ханна, действуя скорее машинально, взяла совок и веник и начала убирать осколки, стараясь не пропустить самых мелких. Потом отнесла совок на кухню, высыпала собранные осколки на газету, аккуратно завернула и вынесла в мусорный бак на улице. Ей вспомнилось сказание об Аврааме, когда Бог послал ему страшное испытание, велев принести в жертву самое дорогое — своего сына Исаака. И только когда отец уже занес над сыном нож, Бог позволил ему заколоть вместо сына агнца. У нее по-прежнему была дочь.

Ханна уже собиралась вернуться в дом, и тут ее взгляд упал на кусты крыжовника, напомнившие тот ужасный день, когда возвращенная домой Грейс спряталась в них и не желала вылезать.

Ханна опустилась на колени и горько заплакала. И ей вдруг припомнился один разговор с Фрэнком.