Марина Вишневецкая - Вышел месяц из тумана

– Геш, мне с Семой посекретничать надо. Может, пообщаешься с нами в соседнем вагоне?

– А я и не знал, что вы знакомы, всегда все самым последним узнаю,– ворчит Семен, но головы с ее колен не снимает.

– Женихаемся!– Аня смотрит на меня, словно я – горстка риса, предназначенная для телекинетических манипуляций.

– Анечка! Но мы могли бы вместе искать отсюда выход.

– Да-да-да! Поищи с нами вместе. Там нас много. Ну иди же!

Надо придумать фразу для не слишком жалкого ухода…

– Только учти! Вы оба учтите, что это – моя глава!– и удаляюсь.

Теперь на цыпочках. Теперь замираю. У Анюши нет мочи терпеть:

– Сем, его здесь нигде нет! Его нет здесь нигде! Потому что он там, он по ту сторону листа!

– Не… Ты че?

– Я когда себя в тамбуре увидела, я сразу его стеночку расписную в Норильске вспомнила… Много нас, и мы все для него на одно лицо!

– Да ты для него, Нюха, ты для него!..

– Не надоело? Ты думаешь, Гешенька здесь случайно? Гениашенька мой! Звонит мне недавно Севка, а я никак не пойму, в чем дело! «Детство мое,– говорит,– прошло от обеих столиц вдали, потому что мама последовала за отцом, лишь только представилась ей эта возможность. Каково же было изумление наше (Анна-Филиппика, каково!), когда дверь его одинокой, как нам казалось, сторожки распахнула широкомордая тетка с орущим младенцем на распаренных руках?» Это он Гешкин сборник у меня спер. И уж как отвел душу! А теперь бедный Гешенька бродит по вагонам и всех уверяет, что это – его глава.

– Нюх, скучный он. Ну его.

– Он нормальный! Он такого бы не написал! Он до глюков не допивается!

– Нюх, ты что? Ты не знаешь, как Всевочка нас с тобой любит?

– Он мне сказал как-то, что у него туберкулез костей нашли. Это правда?

– Не-ет. Не знаю.

– Что болезнь эта лечится плохо. Что ему, может, недолго тут с нами осталось…

– Ну нет! Я бы в курсе был.

– Так по вагонам деньги сшибают! А он – сам знаешь что. Поимел и говорит: «Все правильно. Выходи за писателя. Человек он, похоже, хороший. А это тоже талант». Я говорю: «С костями у тебя что? Надо все-таки показаться специалистам». У меня же есть человечек в Минздраве… А он: «Туту-ту-ту-ту!» Ну, ты знаешь, мол, разговор окончен.

– А мне, наоборот, все мерещится, что я тут, а он там мне звонит: «Ту-у! Ту-у! Ту-у!» А меня нет, нет, нет…

– А все-таки он сволочь – редкая!

– Когда у Манюни моей змеюка жила, ее один Всевочка в лобик целовал.

– Потому что ему все равно! А где нет разбора, там нет и любви! Ну, не может быть нежности без разбора! Боже мой, сколько раз я просила его не измываться надо мной в массовке, в тусовке, да хоть при ком-нибудь одном! И что? Он без этого тихого садизма не он! Только сядем в автобус, тут же самым похабным образом начинает ко мне приклеиваться! «Девушка, как вас зовут! Только недотрогу-то корчить не надо, а, девушка?» Ну, я прячу глаза, весь автобус мне бурно сочувствует. В конце концов я забиваюсь куда-то на заднюю площадку, тут нам и выходить! Севка орет из дверей: «Девушка, есть хата!» И я, как идиотка, всех сочувствующих еще локтями расталкиваю: «Пропустите же!» Ну? Весь автобус на окнах висит, я стою вся в дерьме… А мой милый им из пальцев полный о'кей рисует.

– Узнаю. Был бы он здесь, а? Вот с кем вечность-то коротать!

– Вот с ним и коротаем! Пива тебе, как таракану, в каждом вагоне наливает.

– Он бы? Останкинское? Да никогда! Ты что?

– Веско. Это – веско. Только, Семочка, кто же еще мог так книжки расставить? А?

– Как?

– В одном вагоне – ну просто фреска! Игра мазков – ну что тебе Ван Гог! Прижизненное издание Пушкина рядом с терракотовым испанским справочником по гинекологии, за которым следует золотистый переплет франко-корейского словаря. Рядом же – что-то очень фисташковое и уже совершенно непереводимое! Севочка, а-у! Я оценила!

Семен то ли мрачно сопит… Нет. Не мрачно:

– Он, Нюха, такой!– даже как-то мечтательно.

– А в соседнем вагоне знаешь как книги идут?– Ее нарочитый смешок (Я один в нем умею расслышать обиду, боль, удивление, настороженность… Жанр литературной шарады, в который мы влипли, как мухи в дерьмо, предполагает наши совместные усилия, Аня!). Но она продолжает, бесстрашная: – Третий том, я не знаю чего, на иврите, первый – справочника лекарственных средств, четвертый том «Библиотеки приключений»…

– Люблю!

– Первый – Дюма, пятый том Малой медицинской энциклопедии, девятый – английский Шекспир, потом – вторая часть учебника по кристаллографии…