Анатолий Азольский - Степан Сергеич

Неопытный Шестов принял на веру печатные обещания, а Мошкарин слишком увлекся компоновкой деталей, счетчиков до ЛТИ он в глаза не видел. Теперь, спохватившись, они съездили на завод, выпускавший счетчики, отозвали кое-кого из знакомых в сторону, и знакомые шепотом, оглядываясь, поведали им, что продукция их, счетчики-то, дрянь, брачок, недоделка, «вот так-то, дорогие, удивляемся мы вам, не барышни же вы, чтоб верить обещаниям, мало ли что наобещали, план горел, обязательство взяли, остальное понятно, не первый год на производстве…»

Тут-то до Мошкарина и Шестова дошло, почему другие НИИ отказались от счетчиков, заменив их ионизационной камерой, опробованной и безотказной.

Расчет правильный, основанный еще и на том, что лишний килограмм радиометристу не помеха. Шестов же в самом начале разработки предупредил Мошкарина, что ГИПС должен весить триста граммов. Тот согласился из благородного тщеславия, в мыслях представлялось: конкурсные испытания индикаторов, громоздкие экземпляры их и — сбоку изящный ГИПС… Завистливые перешептывания, хорошо разыгранное удивление конструктора: не понимаю, мол, ваших восторгов, я, Мошкарин, делал все-таки прибор, не кто другой…

Отступать было поздно и некуда. К счастью, в семье не без урода. Среди сотен паршивых счетчиков попадались и на совесть сделанные. Проворные руки Шестова изготовили специальный стенд для их проверки. Счетчики десятками гибли в камере холода, их замерзшие трупики сотнями хрустели под ногами, выживали единицы — стойкие бойцы, не боящиеся арктического холода. Их бережно укладывали в коробочку, запирали в сейф. В разгар отборочных испытаний и пришел в ЛТИ Степан Сергеич.

Он быстро вник в суть требований к ГИПСу, его посвятили в историю создания индикатора и его мытарств. Степан Сергеич загорелся. Цикл испытаний длился ровно сутки. Мошкарин приболел. Шестов сдавал экзамены в заочном. О своих экзаменах Степан Сергеич забыл и подменял новых друзей, дежуря по ночам у камеры холода.

После выматывающих циклов отобрали сорок безукоризненных счетчиков, наскребли еще столько же для ЗИПа (запасные инструменты и принадлежности), оптом проверили все ГИПСы, и Туровцев понес Кухтину паспорта на них.

Начальник ОТК поломался («Почему не приглашали меня на испытания?») и корявым детским почерком подмахнул свою роспись, придав индикаторам право законного существования. ГИПСы аккуратно, как куриные яйца, уложили в ячеистый ящик и унесли на склад готовой продукции. Оттуда — в лифт, ящик спустился на первый этаж, и грузчики швырнули его в кузов автомашины.

О ГИПСах в НИИ скоро забыли: кроме ГИПСа шли параллельно десятки других заказов для геологов, врачей и строителей. И вдруг о них заговорили на заводе и в институте. Из осведомленных источников стало известно, что индикаторы блестяще выдержали испытания, оттеснив своих собратьев, рожденных в лабораториях соседних и не соседних НИИ. Новость приняли остро. Из еще более осведомленных источников узнали, что ожидается колоссальная премия. О том, чтобы выдать ее непосредственным исполнителям, то есть Шестову, конструкторской группе Мошкарина и второму цеху, не говорилось: такое не принято и так не положено — хотя бы потому, что вредно поощрять рваческие тенденции. Все — от грузчиков до машинисток планового отдела подсчитывали возможную сумму, достающуюся на их долю, оптимисты под нее влезали в долги. Мошкарин, зайдя как-то в цех, сказал Степану Сергеичу, что если премия будет, то они с Шестовым добьются немалой суммы — специально для Шелагина. Степан Сергеич поблагодарил, скрывая смущение и радость.

Деньги были нужны: двухкомнатная квартира пустовала, мебель стоит так дорого!

Наконец пришла телефонограмма: представителям НИИ и завода прибыть в министерство. Все приятно оживились, забегали. Труфанов, Баянников и Молочков засели в кабинете над списком делегации. Начали сверху: директор и главный инженер — обязательно, то же самое — парторг, затем Мошкарин, Шестов, два-три человека из главка (пусть сами решают, кому ехать) и желательно кого-нибудь из цеха. Труфанов предложил Сорина, парня красивого, видного, модного, и Круглова. Заупрямился Молочков. Он не мог забыть, как освистали его на собрании. Перебрали несколько фамилий и согласились на Игумнове и Шелагине; на последнем настаивал Молочков.

Степан Сергеич затрепетал, когда узнал, зачем и к кому он поедет. К самому Ивану Дормидонтовичу! К маршалу! В былые времена его приезд в округ предварялся тревогами, учениями, осмотрами техники, личного оружия, тумбочек в казармах, волнение офицеров и генералов передавалось солдатам, солдаты готовились предстать перед ним сытыми, лихими и обученными. А теперь (Степан Сергеич взволнованно ходил по комнатам в пижаме, Катя гладила ему брюки), а теперь к маршалу запросто в кабинет. Как держаться, во что одеться?