Александр Проханов - Вознесение - лучшие военные романы

Чеченец почувствовал это. Доверительно, не как противнику, а как другу, ответил:

— Знаете, российские войска совершили ошибку. Они недооценили военное искусство Джохара. Сейчас их передовые части полностью разгромлены. Резервы остановлены. Они потеряли большое количество убитыми и пленными.

— Передайте Джохару, пусть особое внимание уделяет русским пленным. Я бы хотел, чтобы мне предоставили возможность вернуть из плена хотя бы группу солдат и офицеров. Эти гуманитарные действия облегчат переговоры и приблизят нас к нашим целям.

— Джохар это понимает. Вам, конечно, будет предоставлена такая возможность.

Бернер улавливал исходящую от чеченца энергию. Таинственное сочетание силы, любезности, вероломства, утонченного презрения, готовности уступить, оказать высшую почесть и тут же зарезать, проведя клинком по горлу.

— Как чувствует себя Джохар? — Бернер ловил эту сложную гремучую смесь, похожую на множество ветерков, слитых в общее дуновение. Так дует ветер с горы, доносит запахи горячих откосов, нежных цветков и невидимого, спрятанного в расщелине трупа. — Жаль, что мы не смогли удержать процесс в мирном русле экономических интересов.

— Я знаю, что сегодня Джохар говорил по телефону с Москвой. Он тоже сожалеет о начале военных действий. Он надеется на скорое завершение войны, на возвращение в сферу экономических интересов. Он полагает, что этот конфликт поддается регулированию с обеих сторон. Он не должен выйти за пределы, отмеченные политиками.

— Мы это хорошо понимаем. Эту тему я подниму в разговоре с премьером. Война не должна заслонить от нас экономическое взаимодействие. Уровень военных операций должен находиться под контролем с обеих сторон.

— Вы обещали принять наши деньги в свой банк. — Чеченец осторожно надкусил ломтик виноградного сахара, и Бернер успел заметить, как его белые зубы погрузились в розоватую стекловидную патоку.

— Я сдержу обещание. Моих финансистов слегка смущает природа этих денег. Интерпол отмечает усиление наркопотоков в России. Есть сведения, что на терминалах в Находке, Таджикистане и Азербайджане сидят ваши люди.

— Война требует денег. Не мы развязали войну. — Чеченец бесшумно поставил пиалу и смотрел на Бернера рыжими глазами.

— Остановка войны тоже их требует, — заметил Бернер.

— Вы должны быть уверены, что любое замедление или приостановка войны со стороны России будут нами оплачены.

— Главной платой, которую мы от вас ожидаем, остается договоренность сохранить в целостности весь нефтекомплекс. Наши войска, при любой интенсивности боевых действий, не тронут трубу и заводы. Вы должны со своей стороны сделать то же самое.

Чеченец с поклоном прижал руку к сердцу, давая понять, что их договоренность является не просто соглашением партнеров, но клятвенным обещанием.

— Мы, чеченцы, держим слово. В знак своего уважения Джохар посылает вам скромный новогодний подарок.

Он извлек из кармана крохотную коробочку. Раскрыл ее. Извлек из сафьяна золотой перстень. Протянул Бернеру.

Бернер принял тяжелый сияющий перстень, на котором арабской вязью были выведены речения пророка. Надел на палец. И почувствовал, как из перстня ударила жестокая, убивающая его сила, словно это был золотой отточенный зуб беспощадного зверя.

Поспешил снять перстень. Побледневший, испуганный, провожал гостя до дверей. Смотрел на палец, где виднелся розовый воспаленный ожог.

Он вызвал к себе Ахмета:

— Ну что, посмотрим твою олимпийскую деву?

— Я бы не советовал, Яков Владимирович. Но если настаиваете, посмотрим на расстоянии, в тире.

Они рванули по Москве на двух машинах. На передней, обтекаемой и стремительной, как хищная рыба, — Бернер с Ахметом. На второй, тяжелой и мордастой, как потный бульдог, — охрана. Мчались, пульсируя злой мигалкой, включая сирену, прорываясь на перекрестках под красный свет.

Бернер смотрел на заснеженные московские фасады и не мог понять, какая больная, извращенная страсть заставляет его мчаться, чтобы взглянуть на убийцу Вершацкого. Какое неутолимое порочное любопытство побуждает его посмотреть на женщину, которая через час всадит пулю в недавнего друга. В этом любопытстве был мучительный интерес, который вызывает любая смерть. И двойной интерес к той, что является орудием смерти. И к себе самому, обрекающему на смерть недавнего закадычного друга, вкладывающему винтовку в руки платному убийце. И влечение к женщине-убийце, тайное желание обладать ею и через это обладание освятить предстоящее действо, превратить его в жертвоприношение, в ритуал, в эротический культ. И, конечно же, влечение к Вершацкому, наивно предполагающему жить, любить женщин, увеличивать свое богатство и сегодня вечером повидаться за уютным столиком с ним, Бернером, предаться сентиментальным воспоминаниям. И к любовнице Вершацкого, которая родила и ждет к себе молодого отца, чтобы показать ему млечного младенца.