Александр Проханов - Вознесение - лучшие военные романы

В дверях, в стеклянном оконце, появилась физиономия генерала. Он не решался войти без приглашения. Прижал к стеклу нос, плющил его, делал страшные рачьи глаза, раскрывая пасть, изображая чудовище. Желал привлечь к себе внимание.

Министр долго смотрел, как корчит рожи его затейник. Махнул, приглашая войти.

Генерал шумно, с топотом влетел, затаскивая с собой эмалированный таз, в котором лежали размоченные темно-зеленые веники.

— А вот и мы!.. — топтался он косолапо. — По вашу душу пришел!.. Косточки ваши пересчитывать!..

— Давай его отстегай! — приказал министр. — А то сидит, как собака на заборе!.. Веники привозные, подарочные!.. Эвкалипт!.. Из сухумского батальона!..

Бернер пытался противиться, умоляюще воздевал тонкие руки, злился на сравнение с собакой. Но бороться было бесполезно. Затейник уже расстелил на горячем дереве сухие простыни. Уже хлюпал в тазу размякшим, пускавшим зеленый сок веником. С силой, ласково приговаривая, завалил Бернера:

— А вот мы сейчас потягушечки!.. А вот мы сейчас всю дурь-то и выбьем!..

Бернер улегся лицом вниз, закрыв глаза и ужасаясь. Слышал, как шелестит над ним эвкалиптовый пук, нагоняя раскаленные вихри, от которых хотелось выть. Генерал сверху шмякнул ему на шею липкий обжигающий ворох. Придавил так, что у Бернера перехватило дыхание. Он попробовал вывернуться, но огромные ловкие лапищи удержали его, и на спину, на ягодицы, на икры посыпались ровные хлесткие удары, от каждого из которых в нем все содрогалось и из открытого рта вылетали стоны и повизгивания.

— А вот мы теперь вдоль… А вот мы теперь поперек…

Бернер, окруженный гулом, свистом, падающими ударами, больничными запахами смолы и эфира, был на грани обморока. Генерал-мясник терзал его, мял его телеса, водил по хребту своим огромным, как зубило, пальцем.

В полуобморочном сознании Бернера вставали страшные образы истязаний и пыток. Он ненавидел этих двух мужиков, боясь, что они его здесь задушат и зажарят. Но терпел «ради дела», цепко держа это «дело» в глубине помраченного рассудка.

— Хватит! — сказал министр. — А то его жену вдовой оставишь!.. Веди его с нами в сугроб!..

Они вытолкали его из парилки, но не дали подойти к столу, где стояло желанное пиво, а дружескими и довольно болезненными тумаками подогнали к едва заметной дверке в стене.

— Давай-ка банкира кувырком!..

Оба, здоровенные, красные, окутанные паром, повлекли его за руки, исхлестанного, как библейского мученика. Пнули дверь и втроем из теплой озаренной трапезной выкатились на снег, на мороз, под синие небеса, к рыхлому сугробу, от которого при их появлении отступил солдат в полушубке и валенках, с деревянной лопатой.

— Яшка, вперед! — Министр пнул Бернера, и тот кувырком рухнул в раскаленную глубину, забив глаза, ноздри и рот мягким снегом, как клюквина, обсыпанная сахарной пудрой.

Рядом барахтались, по-медвежьи ревели от восторга оба военных.

Бернер, едва не плача, чувствуя, что сейчас умрет, вырвался из сугроба и стремглав вернулся обратно в трапезную, а оттуда в парилку. Упал на лежанку, часто, по-собачьи, дыша, глядя, как тает, исчезает на его дрожащем животе снег.

Скоро ввалились министр и его сотоварищ. Счастливые, героические, будто совершили подвиг. Взгромоздились наверх, красные, литые, синеглазые, словно отлитые из цветного фарфора.

— Вот, брат Яша, отведал русской бани!..

Потом отдыхали за столом. Военные подливали себе виски, а Бернер жадно цедил прохладное немецкое пиво. Не мог унять жажду, будто каждая клеточка обезвоженного тела впитывала капельку золотистого пива.

— Выпьем за нашего лидера, за нашего министра! — Генерал-затейник приподнялся и говорил грозно, но одновременно подобострастно. — Его уважает наш президент! Любит армия, офицерский корпус! Принимает народ! Потому что он не только военный, не только стратег, но и политик с большой буквы!.. Ваша карьера, товарищ министр, еще далеко не закончена! Вам предстоят еще очень и очень большие дела и очень большие посты!.. Но об этом, как говорится, ни слова!..

Генерал сделал каменное лицо, приложил к губам толстенный палец. Влил в себя стакан виски. Стоял, выкатив глаза, выставив мокрую губу, выпуская длинную струю воздуха.

Министр сидел, покачиваясь, сутуля голые плечи. Уставил в одну точку немигающий злой синий взгляд.

— Не за меня надо пить, а за русского солдата, который сейчас, в эти минуты, выполняет в Грозном приказ Верховного!.. Нет такого другого солдата в мире, как русский солдат!.. Он защищает Россию, народ, а мы для него награды жалеем!.. Да я бы вперед наступающих частей пустил самосвал с орденами и медалями!.. Лопатами их сгребай, сыпь на улицы, чтоб части, которые в город вошли, с асфальта их подбирали и винтили себе на грудь!..