Дидье Ковелер - Рыба - любовь

Он взял меня под руку, и мы вышли из участка. Он был седой, подстрижен под пажа, с хрупкой, девичьей фигуркой.

— Согласитесь, телевидение — это потрясающе, любую дверь откроет. Сэр Брюс говорит, что снимает для новостей: берет интервью у чиновников, просит рассказать о себе, и потом они подписывают все, что угодно. На самом деле его передача называется «Animal-trotters» [30] По звериным следам (англ.). . Мы снимаем хищников, пресмыкающихся — в общем все подряд. Только что вернулись с Льянос. Ваша подруга очаровательна.

— Где она? — подскочил я.

— У командующего Национальной гвардией. Идиот полный! Представляете, он потребовал, чтобы мы подписали бумагу с обязательством не рвать цветов, не убивать насекомых, не встречаться с индейцами! Когда мы предложили сделать с ним интервью, он покраснел и выставил нас вон. Уверен, он бывший нацист.

— А… Беатриса?

— Очаровательна. Я так рад, что она говорит на языке яномами, потому что сам я приехал из Верхней Кауры и говорю только на языке ширишанас. Это разные языки. Мы встретили ее, выходя от командующего, она ждала в приемной. Она рассказала нам о вас и послала вам на помощь, пока улаживает дела с нацистом. Ее отец был ботаником, пользовался влиянием. Мне по душе ваша манера путешествовать, в чем-то мы схожи. Понимаете, экспедиция, с которой я приехал, не состоялась, и я остался не у дел. Теперь присоединяюсь к экспедициям, которые меня принимают.

Улица была пустынной, пыль плавала в солнечных лучах. Брюс со своей командой вышел из полицейского участка, и мы все вместе пошли к микроавтобусу с надписью «БиБиСи». Оператор открыл камеру, достал пленку и выкинул ее в водосточную канаву. Мы тронулись с места.

— I hope, — объявил мне режиссер, — я надеюсь, she’ll succed, она добьется успеха.

— Видите, — заметил миссионер, — бывает, что он переводит сам себя. Привычка.

Перед зданием Guardia National, которую сэр Брюс называл комендатурой, мы увидели сидящую на скамейке Беатрису. Выскочили из автобуса. Она пошла нам навстречу, опустив голову, прикусив расплывающиеся в улыбке губы, протянула нам бумагу.

— Splendid [31] Потрясающе (англ.). ! — фыркнул сэр Брюс, прижимая документ к груди. — Потрясающе! Можно, я поцелую ей руку? — спросил он у меня.

Я пожал плечами.

— Привет, скандалист, — Беатриса искоса поглядела на меня, пока англичанин целовал ей пальцы. — Ты заслужил, чтобы я оставила тебя в тюряге.

— Как ты смогла добыть разрешение?

Она ответила загадочной улыбкой, которая выбила меня из колеи. Подъехали еще два микроавтобуса, и меня попросили помочь перенести оборудование. За работой я успокоился и смирился. Решил, что все равно скоро ночь, и мы все же будем где-то ночевать, и тогда Беатриса снова станет моей. А то все вертятся вокруг нее. И все же это чересчур: добраться до края света и потерять ее. Я чувствовал себя несчастным. Ронял контейнеры прямо на ноги рабочим.

Мы разгрузили один из автобусов, поставили его в гараж и на двух других тронулись в путь. На тех семидесяти километрах, что отделяли нас от пристани на реке Ориноко, национальная гвардия останавливала нас шесть раз. И всякий раз они заставляли нас предъявлять груз. Я одурел от усталости и жары и просто тупо выполнял работу. Спал между остановками, и голова моя стукалась о стойку.

К вечеру мы добрались до Венадо, большой рыбацкой деревни на берегу широченной грязной реки, грохот которой долетал до нас вместе с криками птиц.

— Ориноко, — шепнула Беатриса, подходя ко мне.

Я вылез и стал разгружать автобус. Тут нас ожидала остальная часть группы с двумя проводниками-индейцами в бейсболках с надписью «Бритиш Моторс», не из племени яномами. Мне показали пироги, которые здесь называли бонго. Пятнадцать метров в длину и не больше полутора в ширину, с навесом из пальмовых листьев и мотором в сорок лошадиных сил. Это все мне объяснили наши рабочие, навьючивая на меня самое тяжелое. Уж не знаю, сколько тонн жратвы прихватили с собой англичане, но я, честное слово, предпочел бы умереть с голоду.

Местные рыбаки в деревне готовы были одолжить нам гвозди, чтобы подвесить гамаки, но сэр Брюс устроил всех нас на ночлег. Я оказался с Беатрисой и миссионером. Миссионер распаковал свои вещи, повесил на бамбуковую стену крест и благословил Беатрису по ее же просьбе. На правой руке у него не хватало пальца.

— Пиранья? — тихо спросила Беатриса.

— Нет, гуахарани, когда я причащал их.

Мы ушли, оставив его погруженным в молитвы. Уже совсем стемнело, и пришлось погасить керосиновые лампы. А англичане были просто психи. Оператор включил фары одного из автобусов, решил протереть объектив, и тут же на него налетела туча комаров, они жужжали с остервенением и облепили фары. Он вопил и бил себя по всем местам. Беатриса взяла меня за руку, и больше меня никто не кусал. Мы двинулись к лесу, перешагивая через ручейки, скрытые под густым кустарником. Казалось, что от птичьего гомона дрожит листва и раскачиваются лианы. Беатриса взяла в руки палку и расчищала перед нами путь. По идее, я должен был впасть в ужас от этой темени, от тех опасностей, которые меня здесь подстерегают, — Беатриса прожужжала мне все уши рассказами про оцелотов, кайманов, ядовитых пауков… Но для меня все это уже не существовало. Я держал Беатрису за руку и грустил, что я здесь, вдалеке от всего, затерялся в ее мире. Моя жизнь больше ничего не стоила, и я представлял себе, как наступаю на змею, она кусает меня, и я падаю как подкошенный. В голове было пусто, и хотелось плакать.