Амир-Хосейн Фарди - Исмаил

— Чтоб ты запомнил, в следующий раз, как вызовут тебя, сразу откликаться, понял или нет?

Сторож пытался сдержать стон, сопротивлялся, однако он был стар и слаб. У офицера же были сильные руки и ноги. И он гнул сторожа так и этак. Он заставлял его встать на колени, а тот, как дерево, из последних сил сопротивляющееся ударам топора, дрожа, удерживался на ногах. Наконец, он упал на колени и закрыл руками голову. И от страшного удара ногой покатился по земле. В этот миг взгляд его встретился со взглядом Исмаила. Глаза сторожа были красны, полны слез и от невыносимой боли не похожи сами на себя. Что-то в этом взгляде потрясло Исмаила. Душа его раскалилась, вспыхнула, загорелась, запылала, он выхватил громкоговоритель из рук офицера и ударил им офицера по голове.

— На старика сил хватило, наемник?

Фуражка офицера упала на землю. По его лбу потекла кровь. Исмаил еще раз ударил его по голове, бросил громкоговоритель и кинулся бежать. По узкой винтовой лестнице мечети рванулся на ее верхний этаж. Когда он пробегал мимо двери на второй этаж, какая-то женщина взвизгнула, во дворе раздался выстрел, и везде погас свет. Все погрузилось во тьму. На втором этаже все комнаты и залы соединялись друг с другом. Были выходы на крышу и к куполу мечети. А к крыше мечети прилегали крыши других домов, которые стояли плотно один к другому, как коробки спичек, и на протяжении целых кварталов соединялись один с другим.

Исмаил выбрался на крышу мечети. Он заглянул в зал через одно из окон купола. Все было темно, только сцена кое-как освещалась. На ней был виден Джавад в белой одежде. Он стоял в центре сцены и обращался к народу, переполошенному вторжением полицейских. Народ торопливо уходил из мечети, и с каждым мгновением пространство перед сценой становилось все более пустым. Исмаил с напряжением вслушивался. Он слышал слова Джавада, который кричал:

— О народ Ирана, знай, что наступает ашура — годовщина гибели имама Хусейна, и повторяется убийство имама Хусейна, а земля наша стала Кербелой. Хусейн нашего времени, дорогой наш Хомейни, просит помощи, а Йазид нашего времени — шах-американец — отдает из своего дворца приказы о резне. И его подручные делают шахидами помощников Господина. Народ, знай, что сегодня имам и другие духовные вожди подняли знамя борьбы и вышли на площадь. Так не останьтесь равнодушными, не молчите, не позволяйте истории повториться. Не оставьте в одиночестве Хусейна нашего времени. Вставай, народ, вставай…

Сцена погрузилась во тьму. Из зала слышались шум и крики. Опять раздался голос Джавада:

— Народ, не бойся, стены тюрьмы расшатаны, Аллах велик, Аллах велик, о Аллах, о Аллах…

Раздавались славословия верующих и брань полицейских. Голос Джавада удалялся, но еще был слышен:

— Куда вы меня тащите, убейте прямо здесь, пролейте мою кровь на михраб. Не дам забрать меня…

Исмаил не знал, бежать ли ему к себе домой или к Джаваду. И там, и там были листовки и книги, и, если это попадет в руки полиции, положение усугубится. Он выскочил на улицу и пустился бегом в сторону дома Джавада. Холод пронизывал до костей, улицы пустовали. Путь был известен Исмаилу, он не раз бывал у Джавада. Тот имел небольшую комнату, в которой держал в деревянном книжном шкафу обычные книги, а запрещенные книги и листовки — в угловом стенном шкафу. Все это Исмаил знал. Следовало любым способом их оттуда вынести. Он бежал и, когда прибегал мимо фонарных столбов, видел пар своего дыхания. Вот и дверь дома. Свет уже погашен. Исмаил понял, что там уже легли. Отец Джавада хранил сельский дух и обычаи. Он был из той породы редких людей, которые убеждены, что свет звезды не должен падать на скатерть ужина. После вечернего намаза здесь сразу ужинали и вскоре ложились спать. Таков был закон этой семьи, и вот теперь Исмаил стоял перед их дверью и смотрел на темные окна. Надавив пальцем на звонок, он услышал его приглушенный звук внутри дома. Но медлить не приходилось. И он позвонил еще и еще и стал ждать. Через некоторое время раздался глухой сонный голос:

— Ну кто там? Ты, Джавад? Опять ключ потерял?

Это был отец Джавада, мрачный и расстроенный, и готовый к ссоре. Исмаил мягко сказал:

— Хаджи, это я, Исмаил, не Джавад, откройте, пожалуйста!

Загремел засов. Дверь скрипнула и тяжело отворилась. На бритой голове хаджи была надета белая шапочка. Он был в длинной широкой рубахе и коротких полосатых штанах.

— Что же так поздно? А где Джавад?

— Джавад в мечети.