Сергей Мильшин - Атаман

Тот усмехнулся и уверенно прошел к свободному месту. Но не сел, а остался стоять в ожидании расспросов.

— Узнал что-нибудь? — качнулся к нему Атаман.

Митрич поднял голову.

— Конечно, узнал. Не наши это — сотненцы. Двое сидели по малолетке, один — за изнасилование.

Все дружно вскинули головы.

— Ах ты, рецедивист-сучонок, — прошипел Виктор Викторович.

— С девчонкой один из них на дискотеке познакомился, пошли вроде как прогуляться, а этот гаденыш и привел ее к друзьям — у них, оказывается, такая задумка была. И трое, пока он там девчонку кадрил, его на берегу ждали. Так что это было сознательное, спланированное изнасилование. И еще. — Он помолчал, скрипнув зубами. — Помните, у нас месяц назад девчонка, десятиклассница, утопилась, потом узнали, что беременная. Так вот. Это тоже их работа.

В кабинете начальника стало мертвецки тихо. Эту историю, всколыхнувшую вроде уже приученную телевидением не принимать чужую боль близко к сердцу станицу, все хорошо помнили. Родители единственной дочки — отличницы, красавицы, уже готовившие ее к поступлению в институт, после похорон продали здесь все — дом, машину, раздали мебель и уехали куда-то на север. Мать девочки тихо помешалась. Урода, попортившего девчонку, искали потом не только милиция, но и сами станичные жители. Казалось, что в станице при желании можно было узнать, выяснить, докопаться до чего угодно, но здесь ни официальное, ни общественное расследование так ни к чему и не привело. Никто ничего не видел, не слышал и даже не подозревал. И вот они нашлись!

Тишину нарушил тихий, но внутренне напряженный голос Атамана.

— Митрофаныч, это точно?

— Точнее не бывает. Слабый там у них один оказался, «красавчик», — недобро усмехнулся Митрич, — при виде нагайки соловьем заливаться начал. Это он и кадрил девчонок. А десятиклассница утопившаяся, кстати, сама на них напоролась. На том самом месте, где и вчера их поймали. От подруги возвращалась.

В тишине медленно поднялся Виктор Викторович.

— Егорыч, разреши, я сам этих п…ов пороть буду.

Митрич мрачно глянул на механика:

— Ну, уж нет, я наследственную нагайку никому не уступлю. Если бы они мне где-нибудь на улице попались, а не здесь на базе, я бы с ними по-другому поговорил. И к х…м всю милицию…

— Так, мужики. Еще чуть-чуть и мы тут неизвестно до чего договоримся, — оборвал разгорающиеся страсти Атаман. — Митрич и все. Берите машины и везите этих… — он поискал слово помягче, но, так и не найдя, махнул рукой, — везите их, короче в ДК. А я в школу позвоню, чтоб прислали школьников. Это дело надо сделать показательным. Давайте поторопитесь, пока участковый не подъехал. Поставим его перед фактом, никуда не денется, поддержит, а не поддержит, так и… с ним. — Атаман поднялся первым. — Все, по коням, казаки.

Выехали после планерки. В служебной «Волге» начальника автоколонны, несмотря на конец сентября, было душно, и ее пассажиры — Виктор Иванович и Атаман — опустили стекла до упора. Водитель Гаркуша попытался было расшевелить казаков, рассказал пару анекдотов, на которые они из вежливости вяло улыбнулись. И сник. Молчали. Никита Егорович в который раз переживал вчерашние события. Правильно поступил, не правильно. Капитан из районного РОВД, приехавший за насильниками, застал последнего «красавчика» животом на скамейке со связанными руками под сиденьем. Он недоуменно обернулся к атаману.

— Ты это, не переусердствовал?

— Нет, — твердо бросил Атаман.

— Да я не против, — сдал назад капитан, — но адвокаты сразу повод получат, мол, переступили закон, варварство. И добиться ведь могут, что отпустят этих.

— У вас, у ментов, своя правда — скользкая, а у нас казаков своя — настоящая. А даже если и отпустят — ни в Павловке, ни тем более здесь им все равно не жить.

— Может, ты и прав, — капитан замолчал и отвернулся.

«Красавчик» косил глазами на потного Митрича, застывшего рядом с окровавленной нагайкой в руке. Он уже все видел! Видел, как выли не по-человечески, по-волчьи его подельники. Как мочились, а то и накладывали в штаны к ужасу одиннадцатиклассников, выстроившихся в стороне у стенки. Как превращались накаченные загорелые спины в рваные, исполосованные, ненастоящие, потому что настоящие такими просто не бывают, куски мяса. Когда пришла его очередь укладываться на лавку, он уже не смог подняться — пришлось помогать, и обмочился он раньше других, даже не с первым ударом, а как только привязали его и отошли.