Василий Дворцов - Каиново колено

Он успел вытолкнуть входную дверь на четырнадцать…

Звёзды. Ближние два фонаря не горели, и насыщенная чернота выдавила из себя нелюбящие город мелкие иглы синих звёзд. Город отвечал тем же равнодушием. Что они там, в сравнении с его витринами и рекламой? Далёкая никчёмность. Ну, не Божьи же, на самом деле, искры. А насчёт их пророчеств и гороскопов, то это всё можно прослушать сидя на кухне или в автомобиле. В городе вообще излишне задирать голову. Всё нужное для жизни лежит на асфальте. А выше. Мелкие бесчисленные квадратики всех оттенков жёлтого разбегались и панельным эхом микрорайонов множились в беспросветном студне длинными и короткими строчками великой книги слепых. Слепых? Ну, да, им же изнутри ничего уже не видно. Вот, хотя бы там, за блестящими штрихами кленовых веток розовеет уютный огонёк, и именно от уюта там нет никакого дела до того, кто тут сидит на ледяной скамье один, с остекленевшим лицом и сведёнными рукав в рукав, липкими от густеющей крови руками. Им там, за двойными стёклами и полупрозрачными шторами, слишком хорошо от горячих батарей, от горячего чайника и горячих, чего? А, всё равно, им хорошо и плевать на всех, кто не с ними.

Мимо чьи-то весело-скрипучие молодые шаги, молодые голоса. Мимо.

Как холодно. Разве ж он хотел испугать? Всё случилось глупо и ненароком. Можно было б объясниться, он же всегда готов извиниться. И ушёл бы он сам, зачем было бить? Тем более травить собакой.

Холодно. Разве ж он смог бы кого-то обидеть? Тем более девчушек. Он же помнит: …девочка. это такое чудо… Гена, Гена.

— И что там, братан?

— Всё нормально, братан. Жить можно.

Обидеть. Всё-таки было! Да, в Америке. Тамара и Саша, он осквернил, их доверие, оттого, что не досталось. Баунти…

Кончита ждала семнадцать лет… И Ассоль ждала. Молодость верит в чудо. Ибо одна имеет на него право. Ведь только на рассвете все паруса алые. Холодно. Катя, Катенька. Прости меня, прости доченька, ведь ты помнишь: …Жил-был один принц. Или, вернее, царевич. Или, нет, не портной, а художник. А, может быть, поэт. С небольшой, но ухватистой силою…

Так, всё-таки, это был артист.

Прости его, меня.

Простите же все… за всё… его… меня… окаянного…

Ему хватило сил проползти через удивительно пустую улицу, через пустой парк. И он умер, едва дотянувшись бесчувственными пальцами до бетонной ступени паперти.

Скрутившийся воздух уплотнился в бледно-полосатую трубу, и Сергея с нарастающим ускорением потянуло в возносящую неизвестность. Где-то там, уже совсем близко, нужно было отвечать, отвечать за добро и зло, за содеянное и за отложенное, за веру и предательство, реально случившееся и только выдуманное, за все его бестолковые сорок четыре года.

…Да святится имя Твое, да будет воля Твоя!

Странное, металлическое эхо гремело по трубе вверх и вниз.

Высокие, многократно прокрашенные белой эмалью окна туберкулёзного диспансера сегодня расклеили и разрешили после обеда приоткрыть. Май начал сильно, и ночи стояли тёплые. Две яблони под окном распустились одновременно, и дурманный цветочный запах, истекая из лопающихся пузырьков белой цветочной пены, щедро растворялся в густом, солнечно безветренном воздухе.

Мишка Мухин, сидя на подоконнике, листал неведомо откуда занесённый к ним в палату журнал. Театр, за этот, 2001 год. Фотографии, фотографии. Да, и он знавал одного артиста, нормальный был чувак, без особых понтов. Правда, чего-то там пытался втирать про какую-то вечную черепаху Тортиллу и про буратин с мальвинами, которые сами себя ломают. А так ничего, они тогда класно побичевали, и всё было честно, по-пацански. И Муха в жизни бы не догадался, что на толстой лощёной бумаге какая-то хорошенькая барышня сможет писать точно такую же ахинею: …в каждом спектакле. Дали, я совершаю акт самоуничтожения, крушу самоё себя. В театре Васильева к самоуничтожению я была готова, но там всегда наступало возрождение: Феникс возрождалась из пепла. Здесь же я разрушаюсь и только…

Хорошая бумага, дорогая. Он перевернул страницу. 10 февраля, в день рождения Вс. Мейерхольда, в его Музее-квартире в Борисовском переулке в Москве в четвёртый раз состоялась церемония вручения именных стипендий, учреждённых Творческим центром им. Мейерхольда. Выдвижение стипендиатов Центр предоставляет кафедрам режиссуры театральных вузов. Обладателями стипендий этого года стали: студент РАТИ Роман Плёнкин (руководитель курса. Леонид Хейфец) и студент СПАТИ Македоний Киселёв (руководитель курса. Юрий Красовский). Стипендии призваны поддержать развитие традиций режиссёрского театра, воплощением которого было творчество Мастера…