Георгий Горин - Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)

Теперь все повернулись к Калиостро. Калиостро достал трубку, начал медленно набивать ее табаком.

— Аналогия неуместна, — строго произнес он. — Я не по пачпорту, как вы изволили выразиться, а по самой жизни урожден две тысячи лет назад… В тот год и в тот час произошло извержение вулкана Везувий. Очевидно, вследствие этого знаменательного совпадения часть энергии вулкана передалась мне…

Калиостро сунул трубку в рот, огляделся, как бы ища огня. Федяшев потянулся к подсвечнику, но Калиостро остановил его.

— Благодарю! Не требуется! — Он коснулся мизинцем трубки и потянул воздух. Из-под мизинца, к изумлению гостей, вспыхнул огонек и пошел дым.

Калиостро с блаженным выражением затянулся и опустил кончик мизинца в бокал с водой. Мизинец зашипел, как раскаленный паяльник, обильно образуя пар. После этого Калиостро посмотрел на доктора, который хранил невозмутимое спокойствие.

— Надеюсь, сударь, в вашем уезде подобного не случалось? — спросил Калиостро.

— От пальца не прикуривают, врать не буду! — сказал доктор. — А искры из глаз летят… Вот хоть у господина За-госина о прошлом годе мужик с воза свалился да лбом об оглоблю. Ну, я вам доложу, был фейерверк…

— Все сено сжег, — подтвердил Свиньин. — Да какое сено! Чистый клевер…

Мария хмыкнула и с трудом сдержала смех. Это заметил Калиостро.

— Ах, Господи, да что ж вы такое говорите?! — взорвался Федяшев. — Какое непонимание! Наш гость повествует о совсем иных явлениях!

— Успокойтесь, друг мой! — строго сказал Калиостро. — Я чувствую, здесь собрались люди скептического нрава… Мне ничего бы не стоило поразить их воображение рассказами о таинствах материи, о переходах живой энергии в неживую, о парадоксах магнетизма… — Он покосился на доктора и усмехнулся. — Но, боюсь, все это будет несколько сложно для вашего, сударь, поверженного алкоголем ума. Посему лучше вернемся к трапезе. Видите эту вилку?

— Ну? — сказал доктор.

— Хотите, я ее съем?

— Сделайте такое одолжение! — сказал доктор. Федосья Ивановна всплеснула руками:

— Да что вы, граф? Помилуй Бог! Да это вы меня как хозяйку позорите… Сейчас десерт! Фимка! Ну что стоишь, дура! Неси шоколад!

— Не беспокойтесь, сударыня! — сказал Калиостро. — Я же объяснял про взаимный переход энергии… И с этой стороны у шоколада не больше достоинств, чем у сего железного предмета.

После этих слов Калиостро постучал вилкой по звонкому бокалу, потом эффектным движением сунул вилку в рот, с аппетитом прожевал ее и благополучно проглотил… После чего взглянул на доктора.

Доктор, подумав, ободрил Калиостро взглядом. Кивнул:

— Да! — сказал он. — Это от души… Это достойно восхищения. Ложки у меня пациенты глотали много раз, не скрою, но вот так, чтобы за обедом… на десерт… и острый предмет… замечательно! За это вам искренняя сердечная благодарность. Ежели, конечно, еще кроме железных предметов и фарфор можете употребить… — Он взялся за большую тарелку и оглядел ее со всех сторон. — Тогда просто нет слов!

Все обернулись в сторону Калиостро.

— Мда… Однако это становится утомительным, — вздохнул Калиостро и встал из-за стола. — Благодарю, сударь. Я уже сыт, пора и делом заняться. Ну, где там ваш идеал, господин Федяшев? Показывайте…

Освещая дорогу канделябром с горящими свечами, Федяшев повел Калиостро наверх, в свой кабинет. Следом шли Мария, Федосья Ивановна и Маргадон.

Статуя стояла в самом углу на небольшой подставке. Отломанная рука была прибинтована к плечу.

Калиостро оглядел статую и удовлетворенно покачал головой:

— Прекрасное создание! Браво сударь! Мне нравится ваш вкус!

— Славная фемина! — поддакнул Маргадон и прищелкнул языком.

— Узнаешь. Маргадон?

— Натюрлих! — ответил Маргадон почему-то по-немецки. — Только плечи пошире… И бедра…

Калиостро гневно глянул на Маргадона и что-то резко сказал ему по-итальянски. Тот пристыжено смолк.

— Нельзя говорить со слугой о возвышенном, — иронично заметил Калиостро. — Ум невежды — в молчании! Однако сейчас он сказал правду. Мы действительно встречали эту прекрасную даму…

— Как? — ахнул Федяшев. — Вы ее видели?

— И не раз! — спокойно сказал Калиостро. — Я же вам объяснял, сколь долга была моя жизнь. Неудивительно, что судьба позволяла мне лицезреть и этот образ. Когда-то давно ее звали Елена… Елена Прекрасная…

— Елена! — шепотом повторил Федяшев.

— Позже ее звали Беатриче…

— Беатриче… — повторил Федяшев.