Александр Чубарьян - L'DORADO, роман о казино

Реально, я мог бы по одному его внешнему виду сказать, какие он сделает первые ходы. На вид старику было шестьдесят – шестьдесят пять. На меня он взглянул с ясно читавшимся пренебрежением, мол, что за молодой зазнавшийся лошок решил тут со мной сразиться. Если бы он был сильным игроком, то вряд ли бы сидел тут на набережной, ему бы просто неинтересно было играть с прохожими. Так как ко мне он отнесся с разочарованием, значит, думает, что играю я хуже него. Значит у таких как я обычно выигрывает, значит, кое какие навыки все-таки есть, скорее всего уровень третьего разряда или слабенького второго. Шестьдесят лет, значит, в шестидесятых годах прошлого века ему было лет десять-пятнадцать. Как раз в то время шахматы в СССР были очень распространены, и играло в них на любительском уровне много народа. Двинул вперед королевскую пешку, скорее всего, будет разыгрывать острый атакующий дебют, так как хочет выиграть у меня быстро и эффектно, испанское начало или итальянское. Скорее всего, итальянское, потому что лоха там сразу можно подвязать на первых десяти ходах, выиграть качество и получить право на атаку на королевском фланге.

Ну, итальянская защита. Ну, я, типа, не против. Е четыре, е пять, конь эф три, конь цэ шесть, слон цэ четыре, слон цэ пять. Я был почти уверен, что на четвертом ходе он слажает, так и произошло. Дед помнил теорию только на три хода, дальше он начал импровизировать, получалось, мягко говоря, не очень. Несколько его нелепых ходов и мои фигуры, как ракеты класса "томагавк", нацелили свои смертоносные боеголовки на белого короля. Фигуры же старика тупо упирались в его же пешки и никакой угрозы не несли. Я двинул слона вперед, он напал на него пешкой, не думая, я пожертвовал фигуру за две пешки и получил опасную атаку на королевском фланге. Подошел Нинзя, в руках у него был звенящий пакет. Он, проявив дьявольскую наблюдательность, сосчитал фигуры и сообщил мне, что я проигрываю слона и что пора сдаваться и ехать в "Ласточкино Гнездо". Я ответил, что еще пару минут и поедем. Через четыре хода белые фигуры оказались связаны по швам. Старик насупился и перестал насвистывать. Пренебрежение куда-то испарилось. Он пытался лавировать фигурами, только куда там. Через два хода я отыграл слона, еще через два выиграл чистую ладью. Дальше играть стало не интересно. Мой соперник начал тянуть время, долго и напряженно думать над каждым ходом, только было уже поздно. На доску я почти не обращал внимания, обсуждал с Нинзей, как будем вечером играть. Решили начать с десяти вечера, чтобы где-то к часу, к двум освободиться. Фигур на доске оставалось все меньше, я тупо разменивал все подряд. Эндшпиль с лишней ладьей, что еще надо?

– Чувак, давай резче, мне надоело тут стоять, – поторопил меня Нинзя.

– Предлагаю ничью, – протянул я руку старику, желая закончить, давно ставшую неинтересной партию.

Вместо того, чтобы пожать мне руку и успокоиться, этот адски упертый старик с каким-то невероятным злорадством двинул свою единственную ладью на восьмую линию и чуть ли не на всю набережную заорал – "Мат".

Твою мать, и как я умудрился зевнуть этот ход?

Старик расцвел и расслабился, к нему снова вернулся пренебрежительный взгляд.

– Проиграл? – Спросил Нинзя.

– Типа того, – смущенно ответил я.

Нда, бывает же. Нечего отвлекаться было, урок мне на будущее.

– Спасибо за игру, – поблагодарил я старика.

– Подай дедушке копеечку, – вместо ответной благодарности заскрежетал он.

Я выгреб из кармана мятые гривны и протянул ему.

– Спасибо, сынок, – наконец, произнес он, пряча деньги вглубь куртки.

Я поднялся, и мы с Нинзей зашагали к проезжей части, чтобы поймать такси. Пройдя метров двадцать, я оглянулся. Старик расставил фигуры, щегольски, заложил ногу на ногу, сцепил ладони на колене и с видом "Я вас всех вот тут вот вертел" уставился в морские дали. В зубах у него была зажата дымящаяся папироса.

В "Ласточкином Гнезде" мы тупо уселись на краю пирса, свесив ноги, и потягивали вискарь. Было тепло, но не жарко. Мы закатали джинсы. С моря дул приятный мягкий ветерок. Высоко на скале фотографировались туристы, на берегу, постелив на гальку полотенце, расположились парень с девушкой. День медленно подходил к концу, местные торговцы всяким никому не нужным говном потихоньку сворачивались.

– Может, искупаемся? – Предложил я.

– Можно, – ответил Нинзя.

Я разделся и нырнул. Сделал несколько гребков, перевернулся на спину и закрыл глаза. Нинзя с фырканьем поплыл куда-то вперед. Вода бодрила и трезвила. А мог бы в это время агрессивно толкаться в вагоне метро, с боем отвоевывая такие жизненно необходимые сантиметры пространства.