Ольга Аль Каттан - Сто лет полуночества

Разве может солнце светить вечно? Пугая и восхищая своей нескончаемостью, словно убегающая в даль, манящая в путь дорога меж золотых полей. Когда‑нибудь этот сияющий палящий диск опускается за горизонт и… остается. В пшеничных выгоревших волосах девушек с солнечными поцелуями–веснушками, в озорных, лучистых улыбках детей. Солнце в сердце гостеприимного хозяина. Он уже накрыл на стол, разлил по стаканам молодое вино и ждет гостей у калитки дома.

— А закат‑то алый. Быть ветру, — лузгая семечки, окликнет соседка тетя Маша.

— Главное, дождя не видать, — ответит сосед.

Значит, завтра снова будет светить обжигающее, с подпалинами, пьянящее солнце. Бесконечное. Как жизнь.

Наша память — это пыльные антресоли. Там, наверху, хранятся отдельные эпизоды, яркие события или грустные мелодии давно минувших дней. Со временем воспоминаниям становится тесно. Некоторые из них рассыпаются в прах, изъеденные молью, другие — теряются. Но все они — грустные и смешные, о любви, о детстве, о родителях и друзьях — создают необыкновенную картину того времени, в котором кто‑то жил, любил, терял… Картину жизни, которая была…

БЫЛА и осталась — в фотографиях, письмах, стихах и воспоминаниях.

На антресолях нашей памяти хранится вечность.

Я сижу за столом перед книгой. Учусь читать. Ноги бултыхаются в воздухе, едва доставая до пола. Мне 5 лет. А в комнате суета и спешка — это родители собираются в гости. Мама подходит и наклоняется надо мной, ее рука переворачивает страницу, мелькает золотое кольцо с янтарем — застывшая медово–желтая патока. Тот самый кусочек памяти, который хранится теперь в моей шкатулке.

Как часто с братом в отсутствие родителей мы лазили по шкафам. Он разглядывал коллекцию марок, а я — деревянную коробку с бижутерией. И, конечно, полный восторг — мамины платья и туфли. Её модные ярко–красные босоножки я сломала не сразу, раза с третьего, когда походкой манекенщицы, бодро цокая, вышагивала по паркету. Каблук пришлось ставить на место с помощью клея "Момент". В этих же босоножках я выписывала красивейшие пируэты на роликовых коньках…

Мамины вещи притягивали как магнит. Они по–особому пахли — духами и нежностью. Когда она уезжала в командировку и становилось совсем тоскливо, я шла в родительскую комнату "обниматься" с маминым халатом… А потом мы вдвоем поехали в Ленинград. В 30-градусный мороз бродили по музеям и любовались "ледовой" Невой. Но ни замерзшие ноги, ни потрясающая архитектура старинных зданий, ни бесконечный (подавляющий своей мощью) Эрмитаж не потрясли меня так сильно, как "мой" первый балет.

…темный полумрак театра, обрывки сказочной музыки и балерины в пышных пачках — хрупкие эльфы, парящие над сценой, — мир расплывается, растворяется.

…он навсегда захватил в плен мою душу — балет.

Только став взрослым, понимаешь, как был счастлив на самом деле. В какие моменты и почему.

Когда мама уезжала в Ленинград на сессию, мы с братом моментально начинали болеть. Отец лечил нас своими (нетрадиционными) методами, которые опробовал сначала на мне. Никогда не забуду вкуса мерзкой репы с медом и луково–чесночных капель. Долго я металась тогда по потолку из‑за сожженной носоглотки…

А математика, не оставляющая меня в покое ни ночью, ни днем! Как же я её ненавидела… И вот уже в который раз, не сумев вычислить квадратный корень, горестно вздыхая, шла к отцу, который с упоением смотрел детектив по телевизору. Объяснения я слушала в одно ухо, телевизор — в другое… В итоге, мы вдвоем утыкались в экран, а раскрытый учебник валялся рядом, в ожидании лучших времен.

На праздники, дни рождения в дом приходили гости. Стоял такой гам, что весь двор был в курсе, где и что празднуют. И хотя нас с братом рано укладывали спать, до глубокой ночи слышали мы раскатистый смех, музыку и песни, которые распевали во весь голос друзья родителей.

Детские воспоминания — загадочные. Есть грустные, но, когда пытаюсь их отыскать, — они исчезают. А иногда, вдруг, откуда ни возьмись, мелькнет картинка детства, о которой даже не подозревал. Эти картинки, как сны, существуют в своем параллельном мире. Их невозможно подчинить строгой классификации, они несуразно перетасованы между собой. Не ты руководишь ими. Всё наоборот. И ничего удивительного. В страну с названием "детство" мы возвращаемся каждый раз благодаря родителям.

Для них мы — всего лишь дети. Навсегда.