Владимир Высоцкий - Черная свеча

— Ему бы на печи сидеть — он по тюрьмам шляется.

— Труп — в машину. Спрячьте оружие, лейтенант: он мертвее мертвого.

Лейтенант, однако, выстрелил, на всякий случай, в затылок маленькому седому человеку, и этап тронулся дальше. Дорога муторно тянула восемьсот голодных зэков в пологий тягун. Многие уже выдохлись и, не стесняясь, становились на четвереньки.

— Ползите, ползите, — подбадривал их веселый старшина. — Кто не доползет, доедет с Пифагором!

Отъярились собаки, перестали облаивать ползущих зэков, лишь изредка норовя хватить кого-нибудь из них за бок. Но перед вершиной Мертвого перевала они и сами начали ложиться на снег, прижимаясь к отполированному ветром насту лохматыми животами.

Хозяином тех мест был ветер. Он не знал отдыха в любую погоду, ни днем, ни ночью, заполняя легкие людей пронзительным холодом, принесенным из тундры.

Наконец выбрались на плоскотину. Стоять на ногах могли немногие.

— Сейчас бы умереть, — выдавил из себя Ведров, опускаясь на корточки.

— Попроси Стадника, — высунулся с новым советом пожилой карманник, оказавшийся выносливым ходоком.

— Загорайте, лодыри! — разгоряченный ходьбой старшина Стадник скрутил цигарку, затянувшись, внимательно осмотрел этап. Медленно, но уверенно взгляд его соскользнул с измученных ходьбой зэков и замер в немом удивлении.

— Ха — коротко, точно гавкнул, воскликнул Стадник. — До чего тильки люди не додумаются! Гляньте, граждане бандюги, яки гарны хлопцы!

Метрах в тридцати от дороги белели вмерзшие в лед трупы. Их было много и подо льдом, и на его голубой, отполированной ветром глади. Со впалыми животами и отъеденными песцами ушами.

— Не дрожат! Обвыклись, — продолжал радоваться Стадник. — Воля есть — гнидника не треба… Надо же так закалиться!

Этап мрачно молчал, и Стадник, уловив настроение разбитых дорогой заключенных, положил палец на спуск автомата.

— Ну, чого змолкли? Шуток не понимаете?!

— Понимаем, земеля, — улыбнулся через силу старшине Каштанка.

— У меня таких злыдней в земляках не водится! — строго поправил вора старшина.

— Так получилось, — покаянно опустил глаза Опенкин. — А вас дома небось матка жде?

— Ни, тильки тятько, — Стадник подозрительно косился на посиневшего под ветром зэка, медленно вползавшего ему в душу. От неудобства внутреннего состояния он кашлянул и стал шагать широко, строго. Держа автомат наизготовку.

— Давненько батю не видел, гражданин начальник?

— Тебе шо за дило?! Десять рокив.

Напряженно маршировал чем-то привороженный охранник.

— Ух, ты! Соскучились, должно?

— Скучать служба не велит.

Он уже собирался отойти от этого прилипчивого, но чем-то привлекательного злыдня, как тот спросил вкрадчиво:

— Повидаться-то небось хочется? Хочется! Хочется! Не отпирайтесь, гражданин начальник!

— А як же! — тоскливо и искренне признался растроганный старшина.

Опенкин приспустил штаны, показал напряженно соображающему Стаднику голую задницу.

— Узнаете, гражданин начальник? То ж твой тятя. Иди, целуй!

— Что?! — заревел старшина, хватая широко распахнутым ртом холодный воздух. — Ну, злыдень синий, помни мое слово: купаться тебе с теми «моряками» в одном болоте!

— Не признали, что ли, гражданин начальник? — натурально огорчился Опенкин. — То ж батько ваш ридный. Постарел малость. Хочешь, братку покажу?

И, не торопясь, начал расстегивать ширинку.

Стадник сбросил с плеча автомат, ствол дернулся, выплюнув в низкое небо короткую очередь.

— Лягай, сволочи! — орал Стадник, топая ногами. — Усих покрошу!

Заключенные присели, но ложиться никто не стал.

Все разглядывали оплошавшего старшину с ехидными улыбками.

— В чем дело, старшина? — подскочил лейтенант, расстегивая на ходу кобуру.

— Нарушают порядок, товарищ лейтенант. Особливо вот тот, из воров. Воду мутит, понимаешь!

— Запишите фамилию. Вас предупреждаю: положим на землю, будете лежать до утра!

— Мы-то при чем, гражданин начальник?

— Молчать! Порядок существует для всех.

Лейтенант застегнул кобуру и быстро ушел. Стадник остался перед строем, выглядывая из-за поднятого воротника и держа ствол автомата на уровне голов зэков.

— Ябеда вы, гражданин начальник! — негромко крикнул Опенкин. — Не буду вам больше тятьку показывать. Скучайте…

В это время колонна тронулась, и под ногами зэков снова заволновалась тугая колымская грязь. Люди шли в лагерь, не сводя глаз с приземистых бараков, наспех сколоченных из старых досок, должно быть, долго служивших другому делу, а сейчас призванных беречь тепло и защищать от ветра отринутых от нормальной жизни людей. Многочисленные щели были наспех забиты паклей, тряпками, мхом, завалинки заменяли поднятые к окнам земляные валы. Да и окна — одно название: без стекол, просто зашитые потрескавшейся фанерой рамы. На каждом решетка, а на двух последних фанеру просто подпирали гнилые жерди.