Эйтан Финкельштейн - Пастухи фараона

Макс Леопольдович, напротив, защищает коммунистов, инородцев и иностранцев. Он никого ни о чем не информирует, но всегда требует, чтобы полицейский обвинитель Лашас назвал в суде свою настоящую фамилию и должность, которую занимал в Охранном отделении в Петербурге.

Да, Макса Леопольдовича Повилайтис недолюбливает, но и ничего против него не имеет; в конце концов, Литва — страна демократическая, и кто-то так или иначе должен защищать преступников.

Последняя поездка в Берлин все изменила.

После заседаний Интерпола Повилайтис отправился в резиденцию гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Куратор Литвы штурмбанфюрер СС Греффе усадил гостя в кресло, принял отчет об отношениях Литвы с Советской Россией и передал Повилайтису личную благодарность своего шефа Гейдриха. Затем он велел принести кофе, и между коллегами началась непринужденная беседа. Хозяин доверительно сообщил гостю, что Рихард Коссман, человек гестапо при «Культурфербанде» — культурном объединении литовских немцев — засыпает Принц-Альбрехтштрассе жалобами. По его словам, немцы в Литве подвергаются стеснениям в то время, как советское влияние постоянно растет. По его же словам, советское посольство в Каунасе превратилось в шпионский центр и место, где формируется «пятая колонна».

— Я думаю, это недоразумение. Правительство президента Сметоны тщательно следит за тем, чтобы интересы национальных меньшинств не ущемлялись. Мы боремся только против коммунистов, шпионов и заговорщиков.

Повилайтис сотрудничал с Греффе давно и всегда находил с ним общий язык. И доктор Греффе, в свою очередь, всегда старался помочь коллеге. Вот и на этот раз он понимающе кивнул и добродушно улыбнулся.

— Согласен, коллега, наши фольксдойче любят преувеличивать. Забудем об этом. Скажите лучше, как поживает отец нашего командарма?

— Простите, — не понял Повилайтис, — какого командарма?

— Ну, полноте, Август Петрович, — Греффе, выпускник рижской гимназии, любил блеснуть своим русским, — для чего же вы играете в карты с Максом Леопольдовичем, разве не для того, чтобы держать руку на пульсе?

Как? При чем тут Макс Леопольдович? В маленьком Каунасе не надо быть шефом политической полиции, чтобы знать, что старший сын Макса Леопольдовича, тоже адвокат, живет в Лондоне, а старшая дочь, художница, — в Ленинграде, что младший его сын уехал в Америку, а младшая дочь — в Париж. Откуда там взяться красному командарму?

— А оттуда, что у вашего скромного партнера по преферансу есть еще один сын. Совсем мальчишкой он убежал из дома, воевал в Конной армии, участвовал в походе на Варшаву, был ранен. Потом выучился на летчика, стал классным пилотом, дослужился до комбрига. Генерала, по-нашему. Это он был главным советником — фактически командующим республиканской авиацией в Испании и доставил Франко немало неприятностей. А в Монголии он просто сотворил чудо. Японцы потеряли там сотни самолетов. У нас, в Люфтваффе, его считают прекрасным стратегом и организатором. И Сталин так же считает. Недавно он сделал его командармом, назначил заместителем начальника ВВС РККА и поручил готовить авиацию к будущей войне.

Повилайтис молчал, не зная, что ответить.

— Не огорчайтесь, коллега, в нашей работе случаются недосмотры, — успокоил его Греффе, — сейчас главное дать знать Сталину, что отец его любимца является вашим… нет, лучше — нашим агентом.

— Раз.

— Два.

— Пас.

— Два здесь.

Макса Леопольдовича игра не интересует. Не интересуют его и партнеры. Высокомерный и надутый Повилайтис наверняка видит себя литовским Гиммлером, думает Макс Леопольдович, так же, как Сметона — кайзером Вильгельмом. Странные, право, превращения происходят с людьми! Ведь Сметона тоже окончил юридический факультет в Петербурге, когда-то отстаивал право и справедливость, а кончил тем, что разогнал Сейм и провозгласил себя «отцом нации». Однажды на приеме в президентском дворце Сметона задал ему вопрос: «Я слышал, Макс Леопольдович, вы сильно пострадали от большевиков и едва унесли ноги из красного Петрограда. Почему же сейчас вы защищаете коммунистов?» — «Когда-то, господин президент, мы с вами сели в один поезд под названием «Право и свобода». Вы вышли на остановке «Национализм», а я все еще надеюсь добраться до конечной станции». — «В таком случае, — ответил Сметона, — вам придется совершить кругосветное путешествие». Какое самомнение!

Не интересует Макса Леопольдовича и весельчак Микуцкис, и хозяин дома Кацас. Более того, Кацас ему неприятен. Он строит из себя барина, при том, что девственно необразован, а главное — насквозь фальшив. В литовской компании он старается казаться литовским патриотом, но когда они остаются вдвоем, он нещадно костерит тех же литовцев; все они у него «плебеи» и «все нас ненавидят».