Лорен Вайсбергер - У каждого своя цена

Лео нигде не было видно. Я рассудила, что он нашел себе мальчика и удалился в номер поразвлечься.

Недим предложил отвезти меня в отель на своем «порше», и я уже хотела согласиться, когда он с многозначительной улыбкой погладил меня по заднице и предложил роскошный тур по ночным клубам Стамбула с заездом в свой дом, который случайно является одним из самых дорогих в стране. Вежливо отказавшись, я доехала в отель на «линкольне». Регистраторша за стойкой поздоровалась, назвав меня по имени, и коротко доложила, кто и во сколько вернулся.

— О, подождите, тут для вас записка. — Она вручила мне сложенный листок, который я поспешно развернула, ожидая очередной катастрофы. Крупными печатными буквами было написано:

КОГДА ВЕРНЕШЬСЯ, ИДИ В 18 НОМЕР. Я БУДУ ТАМ.

Подписи не было. В листке оказался пластиковый ключ от номера.

Я смекнула, что записка, скорее всего от Сэмми, каким-то образом ухитрившегося организовать номер подальше от Изабель, чтобы побыть со мной. Самый чудесный романтический жест за всю мою жизнь! Сияя отполированной после утреннего СПА кожей, я иду на зов тайного возлюбленного… Голова закружилась.

Подъем на лифте показался бесконечным. В качестве антуража к победной презентации ладони вспотели, а рот пересыхал со страшной быстротой, по мере того как я шла извилистыми коридорами. Когда я постучала в дверь с номером 18, во рту ощущалась просто наждачная бумага.

Дверь открылась через минуту, показавшуюся мне веком. Мелькнула кошмарная мысль, что записку написал вовсе не Сэмми или что она предназначалась кому-то еще. За шестьдесят секунд в голове пронеслась масса возможных недоразумений, ноги словно приросли к ковру. Я стояла, тихо паникуя и гадая, как действовать, если в номере окажется не Сэмми, готовый сорвать с меня одежду и опрокинуть на королевски широкую кровать во всей пуховой красе, с постельным бельем от «Фретт» 162. «Пожалуйста, — молила я неизвестное божество, — ну, пожалуйста, пусть это будет Сэмми! Пусть он хочет меня так же отчаянно, как я его, и пусть в постели он меня не разочарует».

Дверь распахнулась настежь, и не успела я опомниться, как Сэмми втащил меня в комнату и впился поцелуем в губы, захлопнув дверь ногой.

— Боже мой, как же я тебя хочу, — выдохнул он, водя губами по моему лицу, шее, плечам.

Бретельки нарядного топа Сэмми попытался оттянуть, но, убедившись в их нерастяжимости, стащил с меня платье через голову.

Больше ни я, ни он не произнесли ни слова, рухнув на постель, оказавшуюся в точности такой восхитительной, как я себе представляла, и набросившись друг на друга с неистовством, которое могло испугать, если бы не доставляло столько удовольствия. Невозможно было сказать, где мои руки, а где руки Сэмми. Я потеряла представление о времени, утратив всякое понятие о том, где нахожусь или где меня сейчас поглаживают. Настоящее переполнение чувств — вес тела Сэмми, запах его дезодоранта, ощущение, что волосы на руках и на затылке встают дыбом, когда он касается меня…

Сексуальная сцена, признаюсь, получилась как в «арлекиновских» романах, а может, и лучше. Я не замечала ни дюжины свечей, расставленных по комнате, ни двух бокалов с красным вином, оставшихся непригубленными, ни прекрасных мелодий саунд-трека «Будда бар» 163, доносящихся из прикроватного плеера «Боуз», пока не раздался стук в дверь.

— Кто знает, что ты здесь? — шепнула я, слезая с Сэмми. Наваждение рассеялось.

— Никто, кроме консьержки. Я платил за номер с личной кредитки.

— Может, Изабель подслушала?

— Нет, она проглотила пригоршню амбиена — никак не привыкнет к разнице во времени — да еще ночью хорошенько набралась, так что проспит до послезавтра.

Еще минуты четыре мы бестолково гадали, кто это может быть, но постепенно до меня дошло, что ночь уступила место утру и лучше вернуться в законные апартаменты, если я не хочу отвечать на множество неприятных вопросов.

Сэмми притянул меня к себе и принялся щекотать языком ухо, сережку и шею.

— Не уходи. Побудь еще немного!

— Жаль, но мне пора. Ты же пока не хочешь раскрывать всем правду о нас? Тем более так?

— Ты права, так — не стоит. У нас в запасе целая вечность, вот вернемся в Нью-Йорк…

— Не надейся избавиться от меня в Нью-Йорке, — шепотом пригрозила я.

Короткое, расшитое бисером платье лежало на столе крошечной горкой. Натянув его и кое-как разгладив, я привела себя в мало-мальски сносный вид и тут же снова шлепнулась на постель. Мысль надеть нижнее белье была невыносима. Сдернув лифчик со спинки кровати, я затолкала его и безобразные хлопчатобумажные трусы в сумочку.