Константин Шеметов - Магазин потерянной любви

И тут к ним обратилась невесть откуда взявшаяся собака. «Гав!» — заорала она. У неё была злая морда, а к ошейнику прикреплена медаль «За отвагу». И вновь их подстерегала опасность. Медаль блестела на солнце, словно собака её полночи чистила, вернувшись с войны, и теперь хотела всем показать. «Может, она и вправду пришла на побывку?» — предположила Vi. «Как знать, — ответил Джони, — собаку разве поймёшь?» И то верно. Они ведь не знали собачьего языка, а строить догадок не хотели. Мало ли, что на уме у овчарки Девятого мая. Гимнастёрка на ней хоть и выцвела, но вполне годилась для сражения. В нагрудном кармане у собаки была фотокарточка другой собаки и партийный билет. Ремень, сапоги, винтовка и подсумок с гранатами лежали неподалёку у живой изгороди.

— И ты что не на фронте? — раздался лай.

— Да пошла ты в жопу! — вступилась за Джони Россохина.

И правильно сделала — оставишь зло безнаказанным, оно повторится. Но дело даже не в собаке с медалью. Любой участок суши теперь выглядел так, будто за него сражались. То и дело возобновлялись уличные бои. Лишь спустя некоторое время они вырвались из осаждённого города и присели наконец отдохнуть. «Что бы ни происходило, Джони, вероятность наступления радости сначала растёт, затем убывает и снова растёт», — написала ему Наташа Рёнэ, узнав про беспорядки.

Вероятность, о которой писала Рёнэ, и в самом деле колеблется. Вот, к примеру, ещё один образ собаки: «Собака, укрывшаяся в метро от дождя». «Как-то раз, — пишет Джони, — она вошла в вагон, огляделась и замерла у противоположной двери. Взглянув на неё, я улыбнулся и понял, что хочу ещё немного пожить — безо всякой цели, просто так. Собака была мокрой, с неё стекала вода, но морда, красивые лапы да и весь её облик выражали скромность и ум». Чуть обсохнув, собака прилегла, закрыла глаза, и ей привиделось, будто она залезла в свою будку и вот-вот уснёт, съев курицы и почитав страницу-другую Hi-Fi Ника Хорнби. Наутро она пойдёт на работу и вернётся лишь затемно, устав от физического труда и стараясь оградить себя от гадости окружающего мира.

Ясно, что собака, укрывшаяся в метро от дождя, и собака с медалью «За отвагу» принципиально отличались друг от друга. Точно экстремумы гармонической функции, они стояли по разные стороны турникета.

— Что за функция, Джони? — спросила Vi.

— Божий промысел, должно быть. Не знаю.

Вика выглядела унылой, но всё же нет-нет, а и принуждала себя к оптимизму. «Дурья моя башка», — любила повторять она и смеялась. «Мне было знакомо её состояние, — признаётся автор, — ведь я и сам смеюсь над собой, добавляя цену реальности и так обманываясь». Иными словами, проблема заключалась в следующем: как не впускать в себя окружающую гадость?

Тургенев встретил их с распростёртыми объятиями. Вику он полюбил сразу же, едва увидев её на перроне: «Джони, да она точно Верочка в постановке Савиной. Помните эту пьесу?» — спросил Иван Сергеевич. Джони помнил, да что толку? Даже Мария Савина предпочла Ивану Тургеневу солдата. Митя, кстати, читал эту драму у Барнса. Солдат — и проще, и понятней. Что ж удивляться, думал он.

На обратном пути их настроение и вовсе упало.

Выйдя на улицу Щепкина, они увидели там каштаны и футбольный мяч. Дальше тянулось милицейское оцепление. Самодовольные слуги закона стерегли финал «Евровидения», и тут же не меньше тысячи придурков ожидали начала концерта. Они надели награды Джониного прадедушки и фотографировали друг друга, как будто ощущали себя наиболее продвинутой частью общества.

— Пора кончать с этим, Джони, — сказала Vi.

— Снова начнёшь новый путь?

Вика саркастически улыбнулась. В действительности было ясно, что тот же «маньяк» подстерегал её в любом краю и главная трудность взаимодействия с внешним миром заключалась в них самих: они жили по принципу пылесоса, а хотели быть прочным английским зонтом, изготовленным из грязеотталкивающей ткани.

— Нам необходим специальный фильтр, — Vi постучала себя по голове. — Небольшое устройство, вставленное в мозг.

Остаток пути они преодолевали всё те же трудности и, вернувшись домой, облегчённо вздохнули: их пылесос, набившись пылью, отключился. На остановке у Козловского переулка сидели две вороны и держались за руки. Время от времени они открывали клювы, но тут же и закрывали их. «Смотри, Джони, совсем как мы», — Вика кинулась было их кормить, но умные птицы не торопились. Они неспешно возились с едой — видно, хотели продлить минуту радости, а перед Джони словно разворачивался мультик.