И вновь Яаков повернул кровать. И вновь Ангел Смерти опередил его.
Вдруг Яаков почувствовал острую боль в сердце, словно его пронзили узким толедским клинком. Медленно опустился он на ковер, и почудилось ему, что кто-то смотрит на него тысячью глаз, наполняя душу странным трепетом. И услышал он голос, похожий на сей раз на музыку небесных сфер:
— Я не забыл, старый товарищ, вкуса замечательной курицы, которой ты попотчевал меня на большой горе. На много тысячелетий тяжелой работы обрел я силы благодаря твоему угощению. Но исполнить твою просьбу я не могу. Силы зла и разрушения воплощены в этом ребенке. Если он останется жить, кровавое безумие охватит мир, и равновесие, на котором все зиждется, непоправимо нарушится.
Мне приказано забрать жизнь этого ребенка… Но не огорчайся. Кое-что я все же могу сделать. Император не истребит твоей семьи. Твоему роду суждено стать украшением Израиля… Твой потомок выведет евреев из Испании, где воцарится католический зверь, как Моше вывел их когда-то из Египта…
* * *
Когда Яаков не вернулся к вечеру, Сарра забеспокоилась. Вместе с несколькими соседями поднялась она на гору, когда уже совсем стемнело, и нашла мужа под старым высоким деревом. Яаков был мертв. Никогда Сарра не видела у него такого счастливого лица. Перед ним на салфетке возвышались две одинаковые горки обглоданных куриных косточек. Рядом валялась пустая бутылка, уставив на Яакова горлышко, как пистолетный ствол…
Много раз говорила потом Сарра: «Хотела бы я знать, почему Яаков нарушил свой обет и кого угощал он в свой последний час. Как видно, это был очень хороший человек, потому что муж мой умер счастливым…»
Светлана Шенбрунн
Сокровища Храма
Даниэль Валаб, юноша лет двадцати — двадцати пяти, прибыл в Израиль из США в июле 1967 года, то есть сразу же по окончании Шестидневной войны. В Министерстве внутренних дел сохранилось его прошение (от 19 августа 1968 года) о перемене фамилии и приложенное к нему длиннейшее и, по сути, абсолютно излишнее — в те времена любому еврею, принявшему израильское гражданство, не только не возбранялось, но и рекомендовалось «ивритизировать» свои имя и фамилию — объяснительное письмо. Сомнительно, чтобы кто-нибудь из министерских чиновников удосужился с ним ознакомиться, однако, как всякая входящая бумага, оно осело в бюрократических затонах и оттуда уже перекочевало в полицейское досье: дело 26/45 об исчезновении гражданина Даниэля бен Гиоры (Валаба — Валабрега), удостоверение личности номер 1193216.
«Мой отец Йосеф Валабрег, — писал Даниэль, — прибыл в США из Европы в 1936 году. По настоянию таможенного чиновника он вынужден был сократить свою фамилию до приятного американскому уху Валаб, которое унаследовал и я, родившийся в 1942 году. Невежественный таможенник, видимо, никогда не слыхивал ни о латинском документе, где упомянут Ротелюс из Валабрега, живший в конце XIII — начале XIV века в Тарасконе, ни об Исраэле из Валабрега, ученике раби Эмануэля Тарасконского, ни о целой плеяде медиков, юристов, грамматиков, поэтов, драматургов и публицистов, носивших это имя и прославивших его в более поздние века. Отважный генерал Мордехай-Жорж Валабрег приходится двоюродным братом моему прадеду. В ряду моих предков стоит также и небезызвестный Ашер бен Ашель Валабрег, врач и гебраист, но более всего музыкальный теоретик — разработанная им система композиции до сих пор пользуется вниманием специалистов. К сожалению, в Америке эти имена мало кому известны.
Взойдя в минувшем году на Святую землю, я рассудил, что теперь, когда по воле Всевышнего, да будет благословенно имя Его, выправляются многие пути и разъясняются исторические и прочие заблуждения, надлежит и мне вернуться к нашей родовой фамилии Валабрег. Просьба моя была удовлетворена.
Однако, как выяснилось, в те дни, а именно год назад, телом вернувшись на землю предков, чувствами своими и помыслами я все еще в немалой степени оставался в изгнании. Истинное Сияние Израиля много древнее нашего, пусть и славного, пребывания во Франции. Кстати, моя мама, более даже, чем отец, дорожившая нашими семейными преданиями (хотя сама она происходит из российской Лифляндской губернии, где ее дед и прадед кормились портняжным ремеслом), — мама моя утверждала, что наш род восходит к ритору Цецилию, потомки которого якобы перебрались во Францию между V и VI веками. Эти сведения она будто бы почерпнула из старинной рукописи, семейной реликвии, которую отцу, к великому сожалению, не удалось вывезти из Европы; судя по всему, этот ценнейший манускрипт погиб в дни гитлеровской оккупации.
Читать дальше