сколь громогласны наши бабы.
Их не смолкают голоса.
Поскольку поезд пассажирский
стоит здесь только полчаса,
Бог дал им голос богатырский.
* *
*
Все то, что было в нас хорошего,
в момент исчезло без следа,
как будто ледяное крошево,
как будто бы кусочки льда.
По саду нравится расхаживать
мне с наступлением весны
и в бочки ржавые заглядывать,
что талою водой полны.
На дне творится нечто странное,
а на поверхности — вот-вот
синицы тело бездыханное
воскреснет к жизни, оживет.
* *
*
Того, кто физики и химии
легко законы нарушал,
едва ли вспомнить мог по имени,
но я в лицо его узнал.
Жестикулируя решительно,
мы, словно два глухонемых,
все ж поздоровались почтительно,
попридержав коней стальных.
* *
*
Неодушевленные предметы
слишком много места занимают,
будто бы журналы и газеты,
что на летнем солнце выгорают.
Старый дом завален всяким хламом.
В комнатах просторных нынче тесно.
Тут нам горевать о главном самом
как-то скучно и неинтересно.
О свободе, равенстве и братстве
как тут предаваться размышленьям,
о духовном говорить богатстве,
если пахнет тленом и гниеньем.
* *
*
На древних греков спящие похожи.
Они, как лучники и дискоболы,
как статуи в музее белокожи,
обнажены совсем иль полуголы.
Тела их молодые в свете лунном
особенно мне кажутся прекрасны,
они звучат подобно медным струнам,
с гармонией небесных сфер согласны.
Как бриз морской колышет занавески,
так веет утром из лесу прохладой,
и слышно, как в ближайшем перелеске
густой кустарник топчет зверь рогатый.
* *
*
Как будто музыка со дна
глубокой ямы оркестровой,
гроза за окнами слышна
теперь в аранжировке новой.
Она звучит на этот раз
торжественно и величаво,
так, словно на глазах у нас
вновь обретает мощь держава.
Страна с колен приподнялась
и распрямить сумела плечи,
но, как ни билась, ни рвалась,
а к связной не вернулась речи.
* *
*
Гнутые монетки со следами
биток оловянных и свинцовых
канули в предания с годами,
как и большинство друзей дворовых.
Это все достойно сожаленья,
но, по счастью, в глиняной копилке
вышедший давно из обращенья
рубль бумажный — как письмо в бутылке.
* *
*
Все бы закончиться могло
в конечном счете мордобоем,
из-под контроля вышло зло
с битьем посуды, бабьим воем.
Тот, кто лежал в земле сырой,
остался бы доволен нами.
Мы выпили за упокой,
как принято, под образами.
Я сел за стол, где до того
лежал в полковничьем мундире
покойник.
Около него.
Как страж ворот в загробном мире.
* *
*
Дождь обязательно найдет
прореху в пологе лесном,
а мы войдем в бетонный дот,
с войны торчащий за селом.
Он стал прибежищем давно
в ненастный день для нимф лесных,
как грот, где девы пьют вино,
сойдясь, из кубков золотых.
* *
*
Солнце раскалилось до красна.
У работниц метрополитена
шапочки из алого сукна
были столь красны обыкновенно.
Я об этом вспомнил просто так,
без на то особенной причины,
за окном когда клубился мрак
и туман ложился на равнины.
* *
*
Плотвичка щиплет нам ладони.
На мелководье всякий раз
мальки, спасаясь от погони,
защиты ищут подле нас.
Они даются людям в руки.
Специалисты говорят,
что даже маленькие щуки
беспомощней слепых котят.
* *
*
В моей душе его печали
не вызовут переполох.
Его в густой траве едва ли
услышу я глубокий вздох.
Кузнечик лапками цепляет
травинку ту, что ввысь зовет.
Он до земли ее склоняет.
Она сломается вот-вот.
Но нескончаема дорога.
Травинку хрупкую согнуть
Читать дальше
