Вот взять хотя бы «Дощечку» из «Читая темноту».
Сухая звонкая дощечка,
от счастья выгнутая вся,
ступенька низкого крылечка,
вся настораживающаяся:
наступит — не наступит; выше
и выше протягивающая свой изгиб
и ждущая, все тише, тише…
И говорящая: скрип-скрип.
Это не живопись, не графика, не «картинка»; простыми словами обозначен «внутренний мир» этой самой дощечки (понятно, дело не только и не столько в «дощечке»; здесь перед нами, грубо говоря, парафраз на тему «с любовью пасть к ее ногам», но именно что грубо говоря — уж больно тонко это сделано, и уж больно живая эта «дощечка»).
Кажется, все просто: ну подумаешь, три строчки классического четырехстопного ямба перебиваются строкой в десять слогов с одним-единственным ударением — а получается даже не словесное, а какое-то дыхательное письмо, какая-то «пневмопись». (О стиховом дыхании Булатовского пишут и Юрьев и Шубинский.)
Формат небольшой рецензии на две немаленькие, густо и сложно заполненные поэтические книги поневоле предполагает либо некоторую голословность, либо известную лоскутность, я предпочитаю последнее. И не могу не упомянуть цикл «Что говорил Святой Франциск» из книги «Ласточки наконец» — 12 монологов, о которых Шубинский пишет: «В каком-то смысле францисканский цикл и есть виртуозный перевод, вхождение в чужую кожу — не Франциска Ассизского, конечно, а другого (воображаемого) поэта». Вот, чтобы не быть голословным, почти навскидку:
Ты, брат Массео, хорош собой, вот и накидали тебе горбух,
а у меня за пазухой — что Святой! — даже не хлебный был дух.
В той церкви, помнишь, маленькой, ты еще так долго меня искал,
просто для этой церковки был ты великоват, а я был мал,
вот я в алтарь и спрятался, чтобы там пропечься пожарче мне,
чтобы покрыться корочкой, чтобы захрустел я в ее броне.
Ну что, похавал корочек (может, и курочку где прихватил?),
давай теперь померимся, у кого из нас двоих больше сил.
Это и впрямь совсем другое, и эти стихи могут оказаться не просто экспериментом, шагом в сторону, а подступом к каким-то новым неожиданным открытиям.
И уж совсем напоследок — из «Квадратиков»:
Вон там квадратики впотьмах,
горящие простые души,
пиши «впотьмах», читай «в домах»,
чьи стены да имеют уши,
чтоб слышать в общем ничего
особенного: смех и слезы,
и крик, и шепот — вещество
прекрасной жизни, страшной прозы.
Так сказать, вместо эпиграфа.
[1] См.: Книжная полка Аркадия Штыпеля. — «Новый мир», 2009, № 11.
[2] Шубинский Валерий. Слова и не-слова .
[3] Анненский Иннокентий. Что такое поэзия? — В кн.: Анненский И. Книги отражений. М., «Наука», 1979, стр. 202.
[4] Цит. по: Выготский Л. С. Психология искусства. М., «Искусство», 1986, стр. 276.
Способность сказать «нет»
o:p/
Сьюзен Сонтаг . О фотографии. Перевод с английского Виктора Голышева. М., «Ад Маргинем Пресс», 2013, 272 стр. o:p/
Сьюзен Сонтаг . Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947 — 1963. Перевод с английского Марка Даяна. М., «Ад Маргинем Пресс», 2013, 344 стр. o:p/
Знаменитая книга Сьюзен Сонтаг о фотографии приходит к нам через тридцать с лишним лет после того, как она стала фактом и формирующим фактором западной интеллектуальной истории. В середине 70-х книга произвела на свою англоязычную аудиторию решающее впечатление и определила основные установки интеллектуалов по отношению к фотографии на 30 — 40 лет вперед. Во-первых, так о фотографии, несмотря на почти уже полуторавековой к моменту написания книги возраст последней, тогда еще никто не говорил, — по крайней мере, от Вальтера Беньямина до Сонтаг вопрос о сущности фотографии как типа отношения к реальности так радикально никем не ставился (третья из коренных книг «фотографического» канона западной мысли, «Camera Lucida» Барта, выйдет тремя годами позже книги Сонтаг), никто так подробно — тем более, в этическом аспекте, важнейшем у Сонтаг, — о ней не думал. Во-вторых, заговорив о фотографии, Сонтаг ударила свое время в наиболее чувствительные точки. В-третьих, она первой связала практику массового фотографирования с изменением условий человеческого существования в мире [1] .
Известность пришла к Сонтаг не благодаря этому сборнику — это произошло раньше, в 60-х. Но в числе ведущих теоретиков предмета она оказалась.
Читать дальше
